[Тёнка]

Пост третий: имени Витеньки.

Этот текст писался час и еще месяц; час ушел на текст, месяц -- на адекватный перевод загадки, потому что имеющиеся варианты меня не устраивали Алсо хэдканоны на аутичного Витеньку вы можете забрать из моих холодных мертвых рук.

Название: Кусок мяса в форме руки
Автор: Тёнка
Бета: Собака серая
Размер: драббл, 997 слов
Пейринг/Персонажи: Виктор Зсасз, Эд Нигма, зазетты-ОЖП
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: R
Краткое содержание: Виктор посмеивается над этой мыслью, вытаскивая ногтевую пластину из чужого мизинца.
Примечание: написано для WTF Gotham TV 2017

Первыми Виктор вынимает ногти. На удивление ровные, гладкие, коротко стриженные, они выходят хорошо, оставляя на своём месте красные выемки; из них течёт кровь — густая и тёмная.

— Ты делаешь маникюр? — спрашивает Виктор. — Выглядит очень гигиенично. Приятно работать.

Человек не отвечает. Достаточно ожидаемо; он кричал, конечно, пока Виктор отрезал ему кисть, но сейчас его догнал болевой шок, и он валяется на полу, корчась и прижимая обрубок к груди. Из обрубка виднеется ровный серый срез кости. Вытекает кровь — другая. Яркая, бьющая бурным маленьким фонтаном.

— Ты выживешь, если наложишь жгут, — говорит Виктор. Он, в принципе, настроен доброжелательно к этому человеку. У него нет причин его ненавидеть, и нет приказа его убивать, и ему неинтересно смотреть, как люди скулят и истекают кровью у него в ногах — такое быстро приедается.

Человек смотрит мутным взглядом — у него синеют губы, и Виктор на самом деле сомневается, что тот сможет перетянуть сосуды и позвонить в скорую, но это не его дело, — и начинает отползать, нелепо содрогаясь всем телом. Как гусеничка.

Виктор посмеивается над этой мыслью, вытаскивая ногтевую пластину из чужого мизинца.

— Вот поэтому тебя считают чокнутым садистом, — София перешагивает через человека, подталкивает его ботинком в бедро, чтобы он оказался в коридоре, и закрывает за ним дверь.

Каира звучно шлёпает пузырём жвачки и кивает, демонстрируя солидарность. Виктор хмурится, дует губы: он уверен, что девочки над ним издеваются, но никогда не может этого доказать.

Без ногтей рука выглядит неестественно, как плохая хэллоуинская декорация. Весь стол заляпан, и пол заляпан, и всё, что может быть в крови — в крови; Виктор вытирает перчатки о спинку дивана, меняет щипчики на нож.

— Буэээ, — София подбирает руку, прижимает её к своей шее, пальцы ещё тёплые и гнутся, и она сгибает их, чтобы выглядело так, будто рука её душит, оставляя на коже мокрые красные отпечатки. — Рука-убийца! Серьёзно, зачем мы это делаем?

Пузырь жвачки шлёпает заинтересованно.

— Так надо, — Виктор напряжённо сдвигает мышцы в тех местах, где у людей брови, и протягивает ладонь. — Руку.

София смеётся, вкладывает в его ладонь свою. Виктор тяжело вздыхает:

— Другую руку, Софи, — Софии надоедает кривляться, так что обрубок Виктору возвращают.

Ножиком Виктор проводит тонкие полосы по всей длине кисти. Он не любит снимать кожу, никогда не любил: свежевание — штука неудобная, люди часто умирают в процессе, не от кровопотери, так от болевого шока. Плюс это просто неприятно — и выглядит, и ощущается. Виктор тянет за краешек кожи, и она неохотно отрывается, открывая нижний слой.

— Похоже на то, как чистят апельсин, — говорит София. — Или томат. Скорее томат.

Виктор уверен, что томаты и апельсины чистят совсем не так, как снимают кожу с людей, но у него в целом не очень хорошо с аналогиями. Под кожей лежат мышцы, они тугие, тёмного багрового цвета; Виктор аккуратно обходит запястья — вопрос привычки. Там сосуды, при их повреждении жертва, скорее всего, не выживет, а свежевание обычно используют для устрашения, не для казни.

Где-то в мышцах есть тонкие ниточки нервов. Виктора немного восхищает строение человеческого тела, его абсолютно нелогичная, но такая стройная организация; Виктор думал однажды, что мог бы стать врачом, но ему вряд ли хватило бы врождённой эмпатии.

Хотя он бы хорошо проводил операции. Например, ампутации. Хех.

— Я бы поняла, если бы мы делали это, пока рука крепится, ну, к телу, — София крутится рядом, присаживается на край стола, и Виктор сгоняет её, толкая локтем — он чистый. — Я бы поняла, если бы мы унесли руку. Трофей! Но это?

Виктор не отвечает. Он решает сложную задачу — ему никогда ещё не приходилось вытаскивать из тела кости. Может быть, если сделать ещё надрезы...

— Я просто хочу сказать, что при доне Фальконе... — Виктор хватает Софию за плечо, зажимает ей ладонью рот. София смотрит, широко раскрыв глаза. Удивлена? Боится? Каира шумно сглатывает — Виктор почти уверен, что вместе со жвачкой. Больше никаких пузырей.

— Не. Надо, — говорит Виктор спокойно и раздельно, почти по слогам. Он не злится, нет; он просто хочет, чтобы его поняли, желательно — с первого раза, потому что второй раз люди обычно не переживают.

София кивает, Виктор отпускает её и возвращается к делу — ободранная рука, маслянисто поблёскивая кровавой пленкой, лежит на столе. Под ножом мясо расходится легко, распускает волокна, как распоротый свитер, Виктор нетерпеливо подцепляет ткани, пытаясь обнажить кость, и они некрасиво рвутся. Виктор прикидывает задумчиво, какого цвета нитками это зашивать.

София с Каирой шепчутся о чём-то, поглядывая в его сторону. Виктор надеется, что они не обсуждают его уши — они выглядят смешно с этого ракурса, он знает.

* * *

— Что это? — спрашивает Нигма.

— Я принёс, — отвечает Виктор спокойно. Нигма всё ещё смотрит странно, и он развивает мысль: — Ты просил.

— Я просил тебя принести мне... кусок мяса в форме руки? — Нигма брезгливо трогает его тыльной стороной карандаша.

Виктор неловко переступает с ноги на ногу.

— Без кожи, кости и ногтей пять пальцев; дай ответ скорей, — зачитывает он по памяти. Теперь он начинает задумываться, что, может быть, стоило принести только пальцы.

— Я могу. Отрезать, — добавляет он на всякий случай.

Нигма заходится кашлем. Потом снимает очки, протирает их платком.

— Это загадка, — говорит он. — Зсасз, загадка. Ты знаешь, что такое загадки? — Виктор медленно кивает. Он слышал, типа, что-то такое. Раньше. — Я хотел — хотел быть с тобой — дружелюбным. Это загадка про перчатки. Потому что, — Нигма кивает Виктору на руки, — ты носишь перчатки. Вот и всё.

Это... на самом деле многое объясняет.

— Не нужно было отрубать руку? — уточняет Виктор на всякий случай.

— Не нужно было, — подтверждает Нигма. Смотрит на неё, хмыкает снова. — Хотя работа хорошая. Очень... ровно. И шов аккуратный. Ты всегда выполняешь приказы так — буквально и без возражений?

Виктор не понимает вопроса, но кивает. Нигма хмыкает ещё раз, надевает очки на нос, поправляет и осторожно отодвигает от себя папку, на которой лежит подношение. Виктор смотрит на свои руки, затянутые в перчатки, шевелит пальцами; их пять, и в перчатках нет ни ногтей, ни костей, и — о.

О.

Виктор медленно расплывается в улыбке. Берёт гостевой стул, ставит перед столом Нигмы спинкой к нему, садится и складывает руки на спинку. На руки ставит подбородок.

— Загадки, — с улыбкой повторяет он. — У тебя есть ещё?

— Хм, — Нигма трёт подбородок. — Ты снова будешь отвечать частями тела?

Виктор не понимает вопроса, но теперь не кивает, только улыбается шире, и Нигма улыбается ему в ответ.

— Значит, слушай. Два братца через дорогу живут...

Дружба Витеньки с Барбарой -- не то, что я рассчитывал открыть для себя на этой битве, но теперь я этого хочу :| Вообще я хотел донести с Барбарой фема, но упс
Алсо -- первое явление Лайзы, моей королевы

Название: Торт на завтрак
Автор: Тёнка
Бета: Собака серая
Размер: драббл, 986 слов
Пейринг/Персонажи: Барбара Кин, Виктор Зсасз, Лайза, упоминается Барбара Кин/Джим Гордон
Категория: джен, гет
Жанр: повседневность, кинк, missing scene
Рейтинг: R
Краткое содержание: Барбара думает, каковы её шансы сыграть в красавицу и чудовище, очаровать убийцу, предаться порочной страсти на кухонном столе и сбежать, пока Зсасз будет приходить в себя.
Примечание/Предупреждения: отсылки к селфхарму, knifeplay; серия 1х07; написано для WTF Gotham TV 2017

— И сколько их, гм, всего? — спрашивает Барбара.

Вот она — её жизнь, спешите видеть. Сидеть на кухне огромного загородного дома и вести светские беседы с наёмными серийными убийцами. Возможно, длинные семейные чаепития готовили её именно к этому?

— Двадцать восемь, — отвечает Зсасз. У него по локоть закатаны рукава чёрной пафосной рубашки, и на руках от запястья до локтя — короткие зарубки: группками по четыре параллельных и одна поперёк.

Где-то в этом доме есть глава мафиозной семьи, дон Фальконе, и жених Барбары, Джим Гордон, наверняка вместе с напарником. Они решают судьбы — свои, её, всего Готэма.

На кухне пахнет сладкими кексами. Барбаре даже неловко, но у неё немного тянет в животе: она не позавтракала, слишком нервничала.

— Как-то мало, — говорит она. Желание втянуть голову в плечи — инстинктивное, Барбара едва его перебарывает. Зсасз не замахивается, не бьёт по лицу, и она медленно выдыхает.

— По одному на каждого убитого. И не говори, что я убил мало, — Зсасз улыбается своим лягушачьим ртом. — Во-первых, больше, чем ты. Во-вторых, убийства — это вообще не мой профиль.

— А что? Подработка? Хобби? — Барбара нервно смеётся. Вряд ли она хочет знать, что за «профиль» у этого типа. Вряд ли это вязание крючком, если только из чужих кишок. — А порезы что же? Наказание?

Зсасз качает головой, всё ещё улыбается — как будто Барбара ужасно, невыносимо забавная.

— Награда? — пробует Барбара ещё раз. А что? В колледже она встречала и более странные вещи.

— Нет, — говорит Зсасз. — Не совсем.

— Но это приятно? — с нажимом спрашивает Барбара.

— Скорее да, чем нет.

Зсасз очень информативен. Совсем как Джим в свои лучшие дни. Барбаре хочется плакать и обещать самой себе, что если с Джимом не сложится, то никогда, никогда больше она не свяжет жизнь с эмоционально подавленным мужчиной.

Хоть бы Джим выжил, думает она после этого.

— Тогда почему всего двадцать восемь?

Зсасз склоняет набок голову, смотрит по-птичьи, в глазах, кажется, не хватает прокручивающегося колёсика загрузки. Попробуйте повторить вопрос позднее или перезагрузите машину. Барбара пытается.

— Если это приятно, почему бы не резать руки чаще?

Это какая-то обратная психология, ей-богу. Барбаре кажется, что она слышит в голове голос терапевтки, с которой воевала в старшей школе, и переиначивает каждое её слово, выдавая Зсасзу полную противоположность. Тонкая психологическая диверсия.

Или ей просто скучно, потому что Джим вершит судьбы Готэма, а она сидит на кухне в маленьком чёрном платье, и даже с кексами ей помочь не разрешили.

— Это как торт, — говорит Зсасз. — Торты вкусные, потому что ты ешь их один раз в год, на день рождения.

Барбара подаётся к нему ближе, понижает голос до заговорщического шёпота:

— Тебе не говорили, что взрослый человек — это тот, кто может позволить себе торт на завтрак, обед и ужин каждый день?

* * *

— Вот здесь, — говорит Зсасз, и прижимает её пальцы к своей груди. Грудь у него белая, гладкая и безволосая — Джим так не выглядит, даже когда сбривает всё подчистую. Ещё он определённо хорошо сложен, и на нём меньше шрамов, чем Барбара предполагала.

Наверное, это значит, что он хороший спец.

Барбара думала, они ограничатся руками, но Зсасз оказался против. Руки, сказал он, для ведения счёта; я же не рисую в твоей чековой книжке? Барбара не стала спорить.

В руках у неё — кухонный нож, маленький и острый, для чистки фруктов. Даже таким крохой можно убить человека, если постараться, Барбара смотрит на живот Зсасза, мягкий и беззащитный — воткнуть и провернуть, протащить с силой до паха, оставляя расходящиеся розовые края болтаться, зацепляя и вытаскивая кишки; но Зсасзу хватит секунды, чтобы схватить — сломать запястье, сломать шею. Она может успеть — а может даже царапины не оставить. И потом ещё нужно как-то убежать, минуя всю охрану...

Риск того не стоит. Она это знает, а Зсасз знает, что знает она, и поэтому берёт её руку в свою и помогает нащупать ребро.

Никаких важных сосудов, никаких нервов близко к коже, и даже если рука дрогнет — Барбара вряд ли пробьёт нечаянно кость. Барбара старается не думать, как они выглядят — Зсасз в расстёгнутой рубашке с закатанными рукавами, полусидящий на барной стойке, и Барбара, склонившаяся к его груди с ножом.

Не так она представляла себе этот день. Интересно, чем занят сейчас Джим? Возможно, пьёт с Фальконе чай. Возможно, уже мёртв.

Барбара делает первый надрез.

Зсасз даже не вздрагивает, просто смотрит вниз — на узкую полоску, вздувшуюся тёмными багровыми пузырьками. Тонкая струйка медленно, неохотно тянется по груди вниз, бежит по складочкам на теле, как горный ручей по извилистым склонам.

— Ну надо же. Красная, — ухмыляется Барбара.

— Вопреки расхожему мнению, я не земноводное, — отвечает Зсасз спокойно. Барбара смотрит ему в глаза — чёрные, поблёскивающие на свету маленькими нефтяными лужицами, потом вниз — на добежавшую до пупка кровь и на ширинку, слегка приподнятую проявившим интерес членом.

Определённо не земноводное.

Барбара думает, каковы её шансы сыграть в красавицу и чудовище, очаровать убийцу, предаться порочной страсти на кухонном столе и сбежать, пока Зсасз будет приходить в себя. Зсасз улыбается краешком губ — Барбара догадывается: никакие.

Она проводит ещё одну полоску, параллельную первой, на ребро выше. У Зсасза какие-то невероятно трогательные розовые соски, и будь момент другим — Барбара бы не устояла лизнуть. Укусить. Джим обычно одобрял.

Джим не одобрял, когда Барбара лезла в его дела, и посмотрите, к чему это привело. Барбара чувствует, как противно свербит в носу, щиплет глаза. У неё пальцы в крови, она понимает это очень остро, зачем-то суёт один в рот, слизывает солоноватую жидкость.

— Ох, господи, — раздаётся от дверей.

Зсасз мгновенно стекает со стойки.

* * *

— Извращенцы, — говорит Лайза, хлопая дверцами шкафчиков. — Нет, ну что же вы перестали! Как будто вам мешает аудитория, право слово!

Зсасз пожимает плечами, прижимая к ранкам на груди пропитанный красным платок. Барбара сидит на стуле, кусает губы — чувствует себя неловко, как нашкодившая школьница; и откуда только в этой женщине, в этой девчонке, такие знакомые, совсем материнские повадки, каждое слово — как из её собственной памяти достали?

— Ваше счастье, — продолжает Лайза, — что этого не видел дон. Ещё раз застукаю, Виктор — непременно ему донесу, чем ты занимаешься с гостями, так и знай.

Она сгружает в посудомойку чайный набор и уходит, гордо подняв голову, цокая по мраморным плитам каблучками. Оставляет их наедине.

— Без праздника, — говорит Зсасз весомо, — торт — это просто закуска к чаю.

Он застёгивает рубашку. Джима всё ещё нет.

Прошлое Витеньки -- одновременно тема, которую я хочу копать, и тема, которую я хочу оставить т а й н о й

Название: Раннее развитие
Автор: Тёнка
Бета: Собака серая
Размер: драббл, 695 слов
Пейринг/Персонажи: Виктор Зсасз, Барбара Кин, упоминается Марио Фальконе
Категория: джен
Жанр: флафф, AU, кид!фик, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: они часто оказываются вместе в одной пустой комнате — чем темнее и тише, тем лучше.
Примечание/Предупреждения: странные фаноны, преканон; написано для WTF Gotham TV 2017

Они часто оказываются вместе в одной пустой комнате — чем темнее и тише, тем лучше.

— Мисс Кин, — приветствует Виктор. Он сидит на подоконнике, чёрный картонный силуэт с рыжим пятнышком сигаретного огонька. Тонкий дымок вьётся спиралью и уходит в открытую форточку.

— Мистер Зсасз, — отвечает Барбара, приседая в вежливом книксене. На ней розовое платье, пышное, как шапка молочного коктейля, и тесное, как средневековые тиски. Барбара мечтает выбраться из него в комфортную пижаму, но до этого ещё несколько часов утомительного светского вечера.

Барбара залезает на подоконник, стряхивает туфельки (розовые) с бантиками (розовыми), подтягивает под себя ноги в белых кружевных гольфиках. Виктор отодвигается, чтобы не пропитать её платье сигаретным запахом.

Они молчат. Виктор в принципе не очень разговорчивый малый, а Барбара уже переросла те годы, когда задавала бесконечные невежливые вопросы: почему ты лысый? почему ты никогда не смотришь в глаза? это правда, что ты вырастешь и будешь убивать людей?

— Ты порезался?

Или нет.

Виктор смотрит на свою руку так, как будто она чужая. Над тонким белым запястьем — красная бугристая полоса, еле схватившаяся корочкой. Барбару подмывает ткнуть в неё пальцем.

Удивительно, что Виктор терпел её все эти годы.

— Я порезал, — поясняет Виктор; как обычно, его объяснения не делают ничего лучше. Он рассеянно проводит над ранкой ладонью, не касаясь её, пепел с сигареты сыплется ему на брюки; Барбаре интересно — чем это он, ножом? Слишком тонким выглядит порез. Может быть, канцелярским, какие использует папа в работе? — Сам. Ты не принесла кексы?

Он кажется расстроенным. Барбара виновато разводит руками.

— Я пыталась. Но потом пришлось размазать их по лицу одного типа.

— Типа?

— Марио, — Барбара кривится так, будто её стошнит от одного имени.

— Что он сделал?

Барбара поджимает губы, смотрит на Виктора из-под накрученной чёлки, решает: стоит ли? не посмеётся ли? не скажет ли, что Марио был прав?

— Он сказал, что я здесь только потому, что мои родители спят и видят, какому богатому сынку меня сплавить, — говорит она медленно. Виктор смотрит на неё внимательными тёмными глазами, они блестят, как мамины серёжки. — Что девчонки хороши только как... как будущие трофейные жены, — больше всего Барбару ранит то, что она не может не думать: Марио прав. Не во втором, конечно, но в первом... она знает своих маму и папу. Знает, увы, слишком хорошо, чтобы сомневаться: ей уже присматривают хорошую партию. В конце концов, ей целых десять лет.

Но злиться на родителей неприлично, и кексами в них не кинешь, и поэтому Барбара стискивает кулачки и шипит имя Марио так, будто это ругательство и страшное проклятье.

— Он думает, что если он Фальконе, то ему все можно, — говорит она, и слова тяжёлые и едкие, розовый сладкий яд — «женское» оружие. — Как будто они владеют этим городом!

Виктор издает звук — что-то вроде хмыканья и мурчания одновременно.

— Извини, — поправляется Барбара быстро. — Иногда я забываю, что ты на них работаешь.

Виктор урчит согласно, щелчком отправляет сигарету в форточку и поворачивается всем корпусом, внушительно и изящно.

— Марио — маленький жалкий нытик, — говорит он доверительно. — В следующий раз бей его. Как девчонка.

— Как девчонка — это значит?.. — Барбара склоняет голову на бок, как маленькая заинтересованная птичка.

Виктор наклоняется к ней ближе, шепчет в самое ухо:

— Кухонным ножом в брюшную полость.

Барбара смеётся, прикрывая ладонью рот — как учит мама; девочке неприлично проявлять эмоции ярко, сдержанность и приглушённость, вот что пристало маленькой леди. Уж точно не размазывать розовый крем по прилизанным волосам будущего наследника мафиозной семьи. Сдавленный смех звучит ещё хуже, чем обычный: булькающие и свистящие звуки, напоминающие некоторые естественные звуки организма. И от этого ещё смешнее — потому что, в конце концов, Барбаре Кин десять лет, и у неё чувство юмора младшеклассницы, даже если она не по годам умна для своих лет.

Виктор спрыгивает с подоконника, протягивает Барбаре руку — как будто она принцесса, а он рыцарь, помогающий ей спуститься с лошади, или что-то вроде того. Если бы он не был таким страшным (во всех смыслах), он мог бы стать её первой детской любовью, честное слово.

— Куда мы? — спрашивает Барбара, нашаривая туфельки в темноте.

— Кексы, — отвечает Виктор внушительно. — Они на кухне.

— Ооо, я не уверена, что нам можно на кухню!

Барбара говорит это, уже шагая за Виктором к выходу. Они открывают дверь — в коридоре чуть светлее, слышна музыка из танцевальной залы, голоса и смех. Виктор пожимает плечами. Кексы явно приоритетнее, чем соблюдение правил. Ценный урок, решает Барбара, намного лучше тех, которые даёт мама.

@темы: фанатское, мои кривые ручки, картинГофлуд