Берт Хаммел|Курт Хаммел, Элизабет Хаммел, хор фоном, G, АУ, фэмили, х/к, 1096 слов.
читать?
Берт Хаммел знал, что его сын отличается от остальных с тех пор, как тому исполнилось три.
На тот день рождения он подарил ему здоровенный разноцветный грузовик – и, к его восторгу, обычно не заинтересованный в игрушках Курт тут же растянулся на полу и принялся с упоением катать машину туда-сюда.
А вот Элизабет не слишком обрадовалась.
- Он смотрит на колеса, Берт, - пыталась втолковать она мужу. – Пойми, это не настоящая игра, его интересует только их вращение!
Берт не видел в этом ничего плохого. Ну, смотрит, и что?
Элизабет принялась объяснять, цитировала какие-то книги из числа тех, что штудировала в последние месяцы, обращала внимание мужа на другие мелочи, в которых он отказывался видеть что-то необычное. Кому какое дело, что его сын немного неуклюж, трусоват, странно разговаривает и не любит общаться со сверстниками? Может, он этот, как их там… интроверт. Это же нормально – быть интровертом?..
Элизабет настояла на своем, и они отвели Курта на консультацию в психологический центр. Берт не запомнил с того посещения ничего, кроме жуткой картинки, навсегда врезавшейся в его память: сынишка других посетителей, стоявших в очереди перед ними, все полтора часа провел, забившись в угол и под мерное мычание вращая перед собой скрепку. Одна мысль о том, что Курт, его милый малыш Курт с ангельски красивым личиком («маска принца», зудела в мозгу выхваченная из книги фраза) может иметь что-то общее с этим получеловеческим существом…
- Нам повезло, - твердила Элизабет по дороге домой. – Ты же слышал доктора? Сохранный интеллект, развивающаяся речь… он довольно контактный, по сравнению с другими детьми с теми же проблемами…
- Курт отличается от других детей, - сказала она ему позже тем же вечером. – Но то, что он другой, не значит, что он перестал быть нашим сыном. Просто прими это и продолжай любить его так же сильно, как любил раньше.
И Берт принял.
Это было нелегко, конечно, но он не догадывался, насколько все может быть хуже, пока Элизабет не умерла. Оставшись один на один с шестилетним сыном-аутистом, Берт впал в полнейшую прострацию. Все валилось из рук – карточки-напоминалки, распорядок дня, расписание посещений психиатров и дефектологов; оказалось, что Элизабет состоит в каком-то клубе для родителей «особенных детей» - Берт подвозил ее туда каждый субботний вечер, но никогда не задумывался, зачем и чем она там занимается.
Но самым ужасным было то, что Курт…
Он даже не плакал.
И не сказал ничего. Единственным проявлением хоть какой-то заинтересованности в происходящем с его стороны было то, что во время похорон он держал Берта за руку, чего не делал никогда раньше.
После чего он пришел домой, взял любимый грузовик, лег на пол и принялся катать машину. Туда-сюда. Туда-сюда. Неотрывно глядя на колеса.
- Он справляется с горем по-своему, - сказали понимающие люди из клуба. Берт покивал в ответ, не зная, как объяснить, что иногда Курта хочется схватить за плечи и потрясти как следует, просто чтобы удостовериться, что он еще тут, на грешной земле с простыми смертными.
- Может, вам подумать о школе-интернате? – осторожно предложили понимающие люди из клуба.
Берт послал понимающих людей и взял себя в руки.
Быт стал налаживаться.
Случай Курта действительно был не так уж и запущен. Его даже удалось устроить в обычную школу. Конечно, не обходилось без проблем. С программой он, слава сохранному интеллекту, справлялся, а кое-где и обгонял ровесников, а вот с общением не ладилось. Курт так и не научился играть в обычные детские игры и разговаривать простым человеческим языком, без энциклопедических выражений, скачущих местоимений и странных визгливых интонаций – и почему-то дети, терпеливо и даже сочувственно относившиеся к одноклассникам в колясках или с синдромом Дауна, этого ему простить не могли.
К старшей школе Курт научился выявлять связь между своими синяками и папиным расстройством, и начал их скрывать.
Увлечение машинами с возрастом вылилось в увлечение мюзиклами. Психолог пытался объяснить Берту связь между вращением колес грузовика и вращением дисков в дивиди-плеере, но его это особо не интересовало. Главным было то, что диски он ему купить мог, равно как и позволить часами сидеть и слушать музыку, странным образом успокаивающую его, особенно в сочетании с вращением. А еще он мог позволить себе покупать ему все номера журналов Vogue – психолог и тут пытался объяснить, что Курту важна не суть журналов, а возможность собирать коллекцию, - и новую одежду – Курт категорично, с дикими истериками отказывался надевать одно и то же больше чем три раза. Этого и еще кое-каких мелочей, вроде обязательного соблюдения традиции пятничных ужинов, вполне хватало, чтобы Курт оставался спокойным, относительно счастливым и более-менее общительным (альтернативой же было затяжное, иногда на месяц или два, молчание).
Огромной удачей стало открытие в школе МакКинли хорового кружка. До того дня Курта не принимал ни один клуб, но на объявлении о наборе членов в «Новые Направления» крупными буквами было написано, что принимаются все желающие, и в один из дней, вернувшись из школы, Курт, как всегда, глядя в стену, монотонно сообщил, что записался. И его взяли.
Не обходилось без проблем и там. Самой большой трагедией была история с песней из мюзикла «Злая». Рейчел Берри, девушка, которую, с учетом всех поправок и особенностей, можно было считать подругой Курта, исполнила сольную партию из него – и Курт забился в истерике, требуя, чтобы мюзикл допели до конца. Когда Курт стал икать и задыхаться, в школу в спешном порядке вызвали Берта, благоразумно захватившего с собой диск. Курт прослушал его полностью и умиротворенно затих, а участники хора запомнили, что начатое нужно доводить до конца.
Или когда Финн Хадсон, сын Кэрол, с которой Берт случайно столкнулся на родительском собрании и в итоге закрутил роман, попытался нарушить Куртов ежевечерний ритуал ухода за кожей (в точности копирующий тот, который он видел в исполнении Элизабет много лет назад – у Берта каждый раз кололо в сердце) – Берт спустился в комнату слишком поздно, когда Курт уже кричал, а Финн, заикаясь, твердил, что он не знал, не хотел и просто пытался взять у него салфетку, чтобы снять оставшийся от выступления грим…
Но, не смотря на все накладки, хор определенно влиял на Курта крайне благоприятно. Ко второму году занятий он, подражая приятелям, начал разговаривать почти так же, как остальные дети - и иногда, забывшись, Берт начинал обращаться с ним, как с нор… как с обычным ребенком. Шутил, подначивал, предлагал вместо пятничного ужина пойти в кино или на его любимый мюзикл. Курт не понимал, но вежливо изображал улыбку и даже пытался отвечать – так, как его учили ребята в хоре.
Это продолжалось два года. Были взлеты, были и падения.
А потом – потом наступил счастливейший день в жизни Берта Хаммела.
То есть, сначала был ужасный день, в середине которого он рухнул на пол в мастерской, корчась от острой боли в сердце, и провалился в темноту с одной последней мыслью – кто присмотрит за Куртом?
Но спустя неделю он пришел в себя. В больнице. Под пиканье приборов.
Рядом с ним сидел Курт.
И он плакал.
@темы: вот приглючится же, фанатское, эти милые волнистые попугайчики, crazy world, кто обкурился? я обкурился?! О_О, обо мне, любимой, Звонкий велярный взрывной секс ©, СПОЙ ОБ ЭТОМ!, у меня есть мысль, и я ее думаю, мои кривые ручки