sexual attraction? in this economy?
Мне все еще кажется, что это отборный бред, но с правками Illi (много-много спасибо ) это даже почти не стыдно выкладывать х) ну если что, вас предупредили
Елевен/Кембербетч!Мастер, Эми/Рори, Ривер, НМП.
читать?
- Не понимаю, почему Доктору можно завести Эми с Рори, Эми с Рори можно завести обезьяныша, а мне одного крошечного, безобидного крафайса нельзя! - жалуется Мастер Ривер на третий день кошмара.
- Потому что ребенок милый, - за эту фразу она удостаивается презрительного взгляда и мысленного клейма "предательница".
Он пытается задать этот же вопрос самому Доктору, но попытка проваливается, потому что с появлением в Тардис младенца он, как и все остальные вокруг, интеллектуально деградировал и отныне не способен обсуждать ни одну тему, кроме: "Его очаровательные щечки". Хотя нет, еще: "Он будет гением, я уверен!" и "Я крестный, представляешь, я крестный! Впервые за девятьсот лет у меня есть крестный сын!". Последнее обычно сопровождается подпрыгиваниями и активной жестикуляцией.
В общем, Мастер старается быть милым. Это не так уж и трудно, если подумать - обезьяной больше, обезьяной меньше, ему не привыкать. И что с того, что эта конкретная, уже четвертая на борту обезьяна маленькая, лысая и постоянно орет? Он покорно поддакивает непрерывному кудахтанию о самых распрекрасных в мире щечках, еще более чудесных глазках, отовсюду прущем интеллекте и замечательной судьбе крестного, и даже один раз, выдавив кривую улыбку, берет пищащий сверток на руки. К счастью, Эми тут же отбирает его со словами: "Ты неправильно держишь головку!". Можно подумать, в этой голове есть что-то, чему можно повредить! Но главное, Мастер получает возможность незаметно сбежать на кухню и оттереть руки металлической мочалкой. После этого он решает, что единственная возможность избежать ссоры с последующим тотальным уничтожением одной конкретной ячейки общества (что расстроит Доктора, хоть и будет благим деянием с точки зрения Мастера и эволюции), это забиться куда-нибудь подальше, чтоб его не видели, не трогали и не уговаривали спеть ребенку колыбельную.
Примерно в это же время в голове начинает стучать.
Нет, не так сильно, как раньше - намного слабее, на самой периферии сознания. Это даже не стук, а легкое ритмичное пощелкивание, вроде тиканья часов. Тик-тик-тик-тук, тик-тик-тик-тук. Сначала он даже ничего не замечает, просто машинально начинает двигаться в знакомом ритме (младенец младенцем, а стабилизаторы сами себя не починят), и только через пару часов, осознав, роняет себе на ногу молоток.
Конечно, банальная логика быстро все ставит на места. Сигнала больше нет - парадокс, символом которого он являлся, разрешен. Передатчик разрушен, совет (подлые твари, использовавший Мастера всю его жизнь!) мертв полным составом, включая душку Рассилона. Новому сигналу взяться неоткуда - значит это всего лишь эхо. Призрак, воспоминание. Это пройдет.
Но они не проходят. Отвлечься на что-нибудь, игнорировать, забить навязчивый звук - ничего не выходит. Мастер весь вечер тратит на попытки, и в итоге обнаруживает себя в комнате - закрывшимся, забравшимся под одеяло, свернувшимся в клубок, зажавшим уши ладонями. Тогда он начинает скулить, тихо и жалобно. Как в детстве.
- Вы не настоящие! - всхлипывает он. Будто и не было этой тысячи лет - первая регенерация, ему снова восемь, и не дай Око, хоть кто-то заметит, насколько ему плохо на самом деле. - Нет вас больше!
В комнате темно и тихо, даже урчание двигателей Тардис почти не слышно - Доктор уговорил ее сбавить обороты, чтобы не беспокоить детеныша.
Проверенный способ избавиться от навязчивого гула в голове - небольшой акт очищения вселенной от мусора. Уничтожение пары-тройки особо надоедливых рас подойдет. Или хотя бы разработать соответствующий план - ведь в этой вселенной все еще так много лишнего, нелогичного, дурацкго, глупого! Пару месяцев назад Мастер уже занимался бы именно этим, но сейчас, именно сейчас...
- Не хочу, - шепчет он в подушку. - Не хочу, не надо. Хватит. Перестаньте!
Барабаны, словно насмехаясь, становятся громче.
И тогда он вспоминает еще один способ. Более древний - оттуда же, родом из детства. Но этот способ сейчас очень занят - объясняет своим питомцам правила обращения с бомбой замедленного действия, она же чертов младенец.
Барабаны тут же сосредотачиваются на детеныше. Ведь логично же! Все было хорошо, потом появилась надоедливая крикливая помеха и стало плохо. Надо убрать помеху, и станет... Мастер истерически хихикает в подушку, осознав, что только что всерьез подумал, будто ему мешает жить беспомощный младенец.
Дожили. Но ведь действительно...
Он вымещает злость и непонятную обиду на подушке, тоже, конечно, ни в чем не повинной, но зато еще менее разумной и имеющей меньше шансов стать причиной очередной ссоры.
Наверное. Ведь не станет же Доктор в самом деле... Барабаны не дают закончить мысль, а несчастная постельная принадлежность разваливается на куски. Когда пух и перья оседают на пол, Мастер окидывает темную комнату взглядом и тут же, еле сдерживая крик, забивается обратно под одеяло: на секунду ему кажется, что стены сжимаются, пытаясь его раздавить.
Тогда он ложится прямо, руки по швам, выравнивает и замедляет дыхание, и лежит так еще два часа тридцать семь минут восемнадцать секунд, физически - в полусне, эмоционально - впадая в истерику то от ярости, то от страха, то от жалости к себе. Он старается дышать не в такт и повторяет сам себе: "Это пройдет. Это не может не пройти".
На втором часу, тридцать седьмой минуте и девятнадцатой секунде открывается дверь.
- ...Тогда мы сможем начать учить его японскому и французскому одновременно без ущерба для усвоения английского и галактического стандарта! - продолжает начатую где-то на середине коридора фразу Доктор, судя по звукам, сбрасывая ботинки у порога. Потом забирается в кровать, бесцеремонно складывает на Мастера свои длинные, тощие и холодные конечности (ужасная, со времен Кощея ненавистная привычка!) и восторженно заканчивает: - А к пяти годам он усвоит уже восемнадцать языков! Ну не здорово ли?
Мастер прикусывает губу, очень стараясь не заорать на него - зря он, что ли, целых четыре дня изображал паиньку модели "Доктор-лайт"?
- Ты не пришел ужинать! - тем временем обвиняюще сообщает Доктор и разворачивается так, чтобы уткнуться лбом Мастеру в висок. - Мне пришлось есть брокколи в одиночку. Брокколи - зло. Я бы предложил вернуться в прошлое Земли и раздавить пару бабочек так, чтобы этот вид растений никогда не появился на свет, но боюсь устроить парадокс.
В конце монолога так явно звучит непроизнесенное: "А ты не боишься, так что давай я отвернусь и закрою глаза, чтобы ты мог избавиться от этих кошмарных овощей!" Какие-то вещи не меняются никогда. Мастер представляет себя в роли великого борца с брокколи и, не выдержав, фыркает.
- Смейся-смейся, тебе ими, между прочим, завтракать, - Доктор зевает и потирается об Мастера носом, а потом тихо добавляет. - Я ведь уже и забыл, как это хлопотно, с детьми возиться....
Мастер, подумав, проглатывает уже несколько минут вертевшееся на языке: "Что ж ты не пошел ночевать к своему младенцу?" Он просто лежит, молчит и слушает, а чертовы барабаны потихоньку синхронизируются с биением сердец Доктора, заглушаются его трепотней, а потом отступают на задний план и затихают совсем.
Как всегда.
И если так посмотреть, не такие уж и холодные у Доктора руки. И сопит он очень... умиротворяюще. И вообще.
- ...Если ты сделаешь так, чтобы он не орал, я помогу с дрес... воспитанием, - неохотно заявляет Мастер вместо "спокойной ночи".
Доктор кивает.
Елевен/Кембербетч!Мастер, Эми/Рори, Ривер, НМП.
читать?
- Не понимаю, почему Доктору можно завести Эми с Рори, Эми с Рори можно завести обезьяныша, а мне одного крошечного, безобидного крафайса нельзя! - жалуется Мастер Ривер на третий день кошмара.
- Потому что ребенок милый, - за эту фразу она удостаивается презрительного взгляда и мысленного клейма "предательница".
Он пытается задать этот же вопрос самому Доктору, но попытка проваливается, потому что с появлением в Тардис младенца он, как и все остальные вокруг, интеллектуально деградировал и отныне не способен обсуждать ни одну тему, кроме: "Его очаровательные щечки". Хотя нет, еще: "Он будет гением, я уверен!" и "Я крестный, представляешь, я крестный! Впервые за девятьсот лет у меня есть крестный сын!". Последнее обычно сопровождается подпрыгиваниями и активной жестикуляцией.
В общем, Мастер старается быть милым. Это не так уж и трудно, если подумать - обезьяной больше, обезьяной меньше, ему не привыкать. И что с того, что эта конкретная, уже четвертая на борту обезьяна маленькая, лысая и постоянно орет? Он покорно поддакивает непрерывному кудахтанию о самых распрекрасных в мире щечках, еще более чудесных глазках, отовсюду прущем интеллекте и замечательной судьбе крестного, и даже один раз, выдавив кривую улыбку, берет пищащий сверток на руки. К счастью, Эми тут же отбирает его со словами: "Ты неправильно держишь головку!". Можно подумать, в этой голове есть что-то, чему можно повредить! Но главное, Мастер получает возможность незаметно сбежать на кухню и оттереть руки металлической мочалкой. После этого он решает, что единственная возможность избежать ссоры с последующим тотальным уничтожением одной конкретной ячейки общества (что расстроит Доктора, хоть и будет благим деянием с точки зрения Мастера и эволюции), это забиться куда-нибудь подальше, чтоб его не видели, не трогали и не уговаривали спеть ребенку колыбельную.
Примерно в это же время в голове начинает стучать.
Нет, не так сильно, как раньше - намного слабее, на самой периферии сознания. Это даже не стук, а легкое ритмичное пощелкивание, вроде тиканья часов. Тик-тик-тик-тук, тик-тик-тик-тук. Сначала он даже ничего не замечает, просто машинально начинает двигаться в знакомом ритме (младенец младенцем, а стабилизаторы сами себя не починят), и только через пару часов, осознав, роняет себе на ногу молоток.
Конечно, банальная логика быстро все ставит на места. Сигнала больше нет - парадокс, символом которого он являлся, разрешен. Передатчик разрушен, совет (подлые твари, использовавший Мастера всю его жизнь!) мертв полным составом, включая душку Рассилона. Новому сигналу взяться неоткуда - значит это всего лишь эхо. Призрак, воспоминание. Это пройдет.
Но они не проходят. Отвлечься на что-нибудь, игнорировать, забить навязчивый звук - ничего не выходит. Мастер весь вечер тратит на попытки, и в итоге обнаруживает себя в комнате - закрывшимся, забравшимся под одеяло, свернувшимся в клубок, зажавшим уши ладонями. Тогда он начинает скулить, тихо и жалобно. Как в детстве.
- Вы не настоящие! - всхлипывает он. Будто и не было этой тысячи лет - первая регенерация, ему снова восемь, и не дай Око, хоть кто-то заметит, насколько ему плохо на самом деле. - Нет вас больше!
В комнате темно и тихо, даже урчание двигателей Тардис почти не слышно - Доктор уговорил ее сбавить обороты, чтобы не беспокоить детеныша.
Проверенный способ избавиться от навязчивого гула в голове - небольшой акт очищения вселенной от мусора. Уничтожение пары-тройки особо надоедливых рас подойдет. Или хотя бы разработать соответствующий план - ведь в этой вселенной все еще так много лишнего, нелогичного, дурацкго, глупого! Пару месяцев назад Мастер уже занимался бы именно этим, но сейчас, именно сейчас...
- Не хочу, - шепчет он в подушку. - Не хочу, не надо. Хватит. Перестаньте!
Барабаны, словно насмехаясь, становятся громче.
И тогда он вспоминает еще один способ. Более древний - оттуда же, родом из детства. Но этот способ сейчас очень занят - объясняет своим питомцам правила обращения с бомбой замедленного действия, она же чертов младенец.
Барабаны тут же сосредотачиваются на детеныше. Ведь логично же! Все было хорошо, потом появилась надоедливая крикливая помеха и стало плохо. Надо убрать помеху, и станет... Мастер истерически хихикает в подушку, осознав, что только что всерьез подумал, будто ему мешает жить беспомощный младенец.
Дожили. Но ведь действительно...
Он вымещает злость и непонятную обиду на подушке, тоже, конечно, ни в чем не повинной, но зато еще менее разумной и имеющей меньше шансов стать причиной очередной ссоры.
Наверное. Ведь не станет же Доктор в самом деле... Барабаны не дают закончить мысль, а несчастная постельная принадлежность разваливается на куски. Когда пух и перья оседают на пол, Мастер окидывает темную комнату взглядом и тут же, еле сдерживая крик, забивается обратно под одеяло: на секунду ему кажется, что стены сжимаются, пытаясь его раздавить.
Тогда он ложится прямо, руки по швам, выравнивает и замедляет дыхание, и лежит так еще два часа тридцать семь минут восемнадцать секунд, физически - в полусне, эмоционально - впадая в истерику то от ярости, то от страха, то от жалости к себе. Он старается дышать не в такт и повторяет сам себе: "Это пройдет. Это не может не пройти".
На втором часу, тридцать седьмой минуте и девятнадцатой секунде открывается дверь.
- ...Тогда мы сможем начать учить его японскому и французскому одновременно без ущерба для усвоения английского и галактического стандарта! - продолжает начатую где-то на середине коридора фразу Доктор, судя по звукам, сбрасывая ботинки у порога. Потом забирается в кровать, бесцеремонно складывает на Мастера свои длинные, тощие и холодные конечности (ужасная, со времен Кощея ненавистная привычка!) и восторженно заканчивает: - А к пяти годам он усвоит уже восемнадцать языков! Ну не здорово ли?
Мастер прикусывает губу, очень стараясь не заорать на него - зря он, что ли, целых четыре дня изображал паиньку модели "Доктор-лайт"?
- Ты не пришел ужинать! - тем временем обвиняюще сообщает Доктор и разворачивается так, чтобы уткнуться лбом Мастеру в висок. - Мне пришлось есть брокколи в одиночку. Брокколи - зло. Я бы предложил вернуться в прошлое Земли и раздавить пару бабочек так, чтобы этот вид растений никогда не появился на свет, но боюсь устроить парадокс.
В конце монолога так явно звучит непроизнесенное: "А ты не боишься, так что давай я отвернусь и закрою глаза, чтобы ты мог избавиться от этих кошмарных овощей!" Какие-то вещи не меняются никогда. Мастер представляет себя в роли великого борца с брокколи и, не выдержав, фыркает.
- Смейся-смейся, тебе ими, между прочим, завтракать, - Доктор зевает и потирается об Мастера носом, а потом тихо добавляет. - Я ведь уже и забыл, как это хлопотно, с детьми возиться....
Мастер, подумав, проглатывает уже несколько минут вертевшееся на языке: "Что ж ты не пошел ночевать к своему младенцу?" Он просто лежит, молчит и слушает, а чертовы барабаны потихоньку синхронизируются с биением сердец Доктора, заглушаются его трепотней, а потом отступают на задний план и затихают совсем.
Как всегда.
И если так посмотреть, не такие уж и холодные у Доктора руки. И сопит он очень... умиротворяюще. И вообще.
- ...Если ты сделаешь так, чтобы он не орал, я помогу с дрес... воспитанием, - неохотно заявляет Мастер вместо "спокойной ночи".
Доктор кивает.
@темы: Доктор кто?, фанатское, мои кривые ручки, друзья
Санастезис Нёкл я старалась но по большей части ангст как раз заслуга Illi)
A-nyu-sama спасибо)
страшно люблю их у тебя.
и сиквел, ыыы) небезнадежный ребенок и помогающий с дрессировкой Мастер..)
чудесно!
Имя розы
небезнадежный ребенок и помогающий с дрессировкой Мастер уж Мастер-то его выдрессирует! Бойся, вселенная! х)
Спасибо))
нет, ООСа нет, имхо. особенно, опять же, учитывая более юмористический жанр, он очень "в себе")
это тебе спасибо)) ты продолжаешь делать мою шипперскую жизнь лучше точнее, ладно, ты просто продолжаешь делать мою шипперскую жизнь))
там еще у marizetta сегодня коллаж, так что мой день просто сделан))
а я когда вернусь на дайр, тоже добавлю от себя..))