[tenok]

Я бы сказал что мне уже не стыдно но это не будет правдой
больше никагда.

Фэндом: Легенда №17
Название:
Пейринг: Валера/Гусь, господи прости
Жанр: стыд флафф пре-канон
Рейтинг: PG-13
Саммари:
Размер: ~950 слов.
Примечание: я даже страничку Гуся на википедии не открывал, вы учтите

Август в подмосковье шпарит за плюс тридцать, дышать этим воздухом возможно, только порезав его сначала на порционные куски, от яблонь — хоть какая-то, слабенькая тень, они жмутся в нее как могут, делят на двоих каждый тесный пятачок, босыми ступнями перемешивая траву, землю и подгнивающие паданцы, забивающие запахом ноздри.

— Ма-ам, — стонет Гусь, — мы умрем тут.

— Нагрузки! Физкультура! Вы спортсмены или где? — отвечает криком мама Гуся.

— Мы другой закалки спортсмены, мам! Нас бы в снег...

— Об лед бы вас, — она грозит поварешкой, выглянув из окна дачного домика. — Не отлынивать!

Мама Гуся на валеркину совсем не похожа. Светленькая, беленькая, толстенькая, пара минут на солнце и уже облезший розовый нос, и говорит она всегда немного взволнованно и громковато — потом сама же шутит, мол, это чтобы докричаться до своих мальчишек там, наверху. Ростом Гусь и правда весь в отца, дылда. В маму — светлыми с рыжиной волосами и лезущей с плеч клочьями кожей.

— Хорошо тебе, — жалуется он, собирая яблоки. — Испанец.

Валерка загорает быстро и бронзово, солнышку радуется, как привету от далекого дяди Хосе. Жмурится довольно. На правах гостя с него спрашивают меньше, чем с Гуся, и он этим нагло пользуется, «помогает» вот — прислонился к стволу и держит, понимаете ли, ведро, пока Гусь пыхтит, обтрясая ветки, сгибается, распрямляется, сам как та яблоня, гибкий — тренер говорит, пользуйтесь, пока мальчишки, кости ломаются что те веточки и срастаются чуть ли не в минуты, доживете до моих лет — вспоминать будете, плакать.

— Ну чего смотришь, — Гусь уже ноет почти, исстрадавшийся. — Смотришь чего, а?

А почему бы и не смотреть, если есть на что? Под солнышком Валеру развозит почти как от шампанского на новый год, воздух кажется тягучим-тягучим, летне-яблочным, как еще не разлитое по банкам варенье, и Гусь в этом воздухе — даже не смешной почти, разве что розовый, как червяк, и мокрый, как...

Да как гусь и мокрый. Валерка фыркает тихонечко, вовремя успевает прикрыться — подставить ведро, когда Гусь оскорбленной рукой запускает в него яблоком, чутье на шутки про себя любимого у Гуся почти сверхчеловеческое.

— Ты бы с шайбами был такой меткий, — сообщает Валера миролюбиво.

— Ну тебя... смеешься... нет бы делом заняться, а? — Гусь вздыхает, чешет себя за ухом, ухо не розовое даже, а красное, а под ним чуть ниже — родинки, две, одна за другой, крупные такие, темные гречневые зернышки. Делом так делом. Валерка отлипает лениво от дерева, ставит ведро в траву, обнимает Гуся за талию, носом тычется туда, между этими родинками — приходится тянуться, Гусь, оглобля, каланча, на каждые пять сантиметров Валеркиного прироста выдает все десять, будто соревнуется.

— Вале-ер, — ноет Гусь тонко, вжимает голову в плечи, косит в сторону домика. — Ну ты чего, ну не здесь же, хоть до речки подожди.

Валера не против речки, но зачем ждать, если у Гуся под ухом немного мокро от пота уже сейчас и можно это мокрое лизнуть — и родинки, с усилием, будто однажды, постаравшись, он правда соберет их на язык. Гусь вздыхает, топчется — лапчатый, шутит тренер, — мотает головой, золотится в августовском солнце.

— Ну ты... Валерка, ну мама же.

— У всех мама, — Валера смеется и чмокает за ухом звонко. — У тебя мама, у меня мама, даже у Брежнева мама. И что теперь?

— Да ну тебя... — у Гуся небогатый набор ответов на валеркины провокации, Гусь вообще — внушаемый, мама его — беленькая, взволнованная, пахнущая мукой и теплой домашней свежестью, — просила Валерку: ты уж следи за ним там, ты мальчик хороший, чтобы без этого — без дурной компании.

А зачем им компания, им и вдвоем неплохо. Гусь подтверждающе-тонко всхлипывает, краснеет поверх розовой обгоревшей кожи — Валерка дует на тонкие пленочки, Гусь вздрагивает лопатками, август, жарко, они оба без рубашек, чтобы не помереть совсем, Валерка трогает подушечками пальцев живот над резинкой шортов и Гуся складывает почти пополам, лбом к стволу дерева.

— Ой, Валерка...

Ой-ёй, Валерка согласен. Носом трогает взмокшие светлые прядки, липнущие к вискам, языком — ухо и немного рядом, кожа вокруг родинок совсем особенная будто бы, тонкая-яблочная, Гусь пыхтит — не гусь, а еж! — поворачивает голову — и Валера послушно трогает губами челюсть с еле заметным слоем будущей щетинки и уголок зализанных красных губ. Гусь выдыхает — рот в рот. Накрывает руки Валеры своими ладонями — меньше и уже, несоразмерно остальному телу, ничего, еще дорастет.

— Мальчики?

Ап! Валерка ставит подножку профессионально, они валятся в траву, Гусь верещит вполне естественно и дрыгается со всей силой, так что Валера быстро оказывается спиной на траве, прижатый за горло теплым обгорелым предплечьем, смех дозревает в груди там, где до этого оставался воздух.

— На минуту оставила! — мама Гуся всплескивает руками, грозит им сурово из окошка. — Прекратите драки! Удумали тоже, Саша, ну что такое!

— Так он не помогает совсем, мам! — кричит Гусь, голос подламывается немного, но это нормально, с ним весь год так, все привыкли. Валерка подбирает рядом с головой помятый паданец, заскусывает яблоком смешок.

— Скажи ему, кто не работает — тот не ест, — заявляет мама Гуся уверенно, но тон у нее тоже веселый, как бы говорящий — мальчишки, что с них взять?

— Слышал? — спрашивает Гусь нравоучительно. — Хрен тебе, а не пироги с яблоками. Нет, даже без хрена, на хрен тоже нужно наработать. Кукиш. Без масла.

Болтливый, когда пугается. Валера лениво ловит его затылок, тянет к себе, целует с привкусом кислого сока, наглаживает за ухом, ищет пальцами родинки, запоминает тактильно их расположение, а на груди у Гуся — веснушки, но это пусть ждет до речки.