Малоизвестный факт номер два: когда-то при первой попытке посмотреть Готэм Фиш была персонажкой, ради которой я прорывался через первый сезон Все еще полон к ней неимоверной нежности, радуюсь каждому воскрешению-возвращению как рождеству и дню рождения сразу.
Пейринг с Буллоком -- по всем кинкам. РАЗНИЦА В РОСТЕ В ТРИДЦАТЬ СМ, СПАСИБО Я ПОЙДУ ПОКУРЮ.
Я принес этот текст в командное соо с гифонькой и продублирую ее и тут:
Название: Tried to satisfy you, honey
Автор: Тёнка
Бета: Собака серая
Размер: мини, 1697 слов
Пейринг: Фиш Муни/Харви Буллок
Категория: гет
Жанр: драма, PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: даже так, когда она на каблуках, а он — на коленях, разница в росте очень ощутима.
Примечание: пре-канон; не обманывайтесь, персонажи не гетеросексуальны; написано для WTF Gotham TV 2017
читать дальшеВсё идет очень даже хорошо первые полчаса, а потом Харви останавливает один из официантов.
— Простите, — говорит он. — Могу я увидеть ваше приглашение?
Может, он и не официант. Он, конечно, при галстуке-бабочке, и в руках у него поднос, а на подносе — шампанское, но Харви уверен, что под мышкой у него топорщится кобура. С другой стороны, это приём для высших эшелонов мафии, и вооруженные официанты в программе как бы предполагаются.
— Забыл в машине, — бормочет Харви с набитым ртом (сэндвичи с креветками тут и правда чертовски вкусные, и, возможно, он выбрал не ту карьеру). — Могу, э, принести?
— Не стоит, — говорит официант, и тянется свободной рукой к кобуре, и Харви уже собирается ударить по подносу, чтобы тот вместе с бокалами прилетел ему в лицо, когда кто-то цепко хватает его за локоть.
— Всё хорошо, — мурлычет Фиш, притираясь щекой к его плечу. — Он со мной.
Пауза длится ещё секунду или две, и только после официант опускает руку, а Харви позволяет себе сглотнуть.
— Очень хорошо, мисс Муни, — вежливо говорит официант. — Старайтесь не терять свои игрушки, пожалуйста.
В молчании они ждут, пока парень скроется в толпе гостей.
* * *
— Что ты здесь забыл? — спрашивает Фиш.
— Тебе правда интересно? — вопросом на вопрос отвечает Харви.
Они не танцуют, просто покачиваются на месте, рассеянно обнимая друг друга за талии, чтобы не выбиваться сильно из общей толпы. Фиш кажется безумно тонкой, но под ладонями Харви чувствует мягкую округлость живота. Невыносимо тянет сжать ладони, но Харви пока ещё дороги его руки.
— На самом деле нет, — признаётся Фиш легко. В одной руке у неё бокал, она делает притворный маленький глоток, и взгляд у неё — трезвый и цепкий. — Полагаю, ты здесь по работе.
— Как и ты, — Харви проворачивает её в такт музыке, чтобы открыть себе обзор на другую часть зала. — Это что, мэр?
— Не пялься, выдаёшь себя с потрохами, — Фиш показывает в улыбке крепкие белые зубы. Она выглядит так естественно здесь, блестящая маленькая рыбка в море опасных крупных хищников; и странно понимать, что каких-то пару лет назад она могла попасть на такого рода приём, только если висела трофеем на чьём-то локте.
* * *
Харви достаточно сделать несколько снимков — Джексон пожимает руку Лавкрафту, Джексон целует в щёку дона Фальконе, Джексон нервно оттягивает воротничок, пока его пристально разглядывает Виктор Зсасз; это не то что бы прямое признание нечистоплотности Джексона, это даже не косвенные улики — но эти снимки можно показать его адвокату и предложить выбор между чистосердечным или бесплатной сенсацией во всей жёлтой прессе. К чёрту даже его репутацию — мафия не любит светиться в заголовках без своего на то согласия. Разговор с Джексоном будет коротким.
— Закончил? — Фиш берёт его под руку, тянет за собой в тёмный провал коридора. — Отлично.
— Куда это мы? — Харви покорно идёт следом, невольно обшаривая взглядом стены с картинами, канделябрами, развесистыми настенными цветами.
— Ты мне должен, — Фиш толкает какую-то дверь, отпускает Харви и достает из крошечной сумочки ещё более крошечный фонарик. — Если кто-то пройдёт в коридоре — начинай стонать.
— Вот так? — Харви прислоняется к стене и издаёт длинный страстный крик. Фиш хлестко бьёт его по губам, оставляя кровоточащую царапину над верхней — ну чисто кошка. Харви хотел бы сказать, что его гордость задета; вместо этого у него в паху заинтересованно свербит.
— Рано начал, милый, — в голосе Фиш — ни грамма мягкости. Она зажимает фонарик в зубах, вынимает из волос шпильку и принимается колдовать над ящиком стола.
* * *
Харви мог бы узнать, что ищет Фиш. Наверняка мог бы и для себя найти что-то интересное. Но он пришёл сюда с конкретной целью, он выполнил задание — и он не сунет свой нос дальше, чем следует, нет, спасибо. Вместо этого он внимательно смотрит, как двигается Фиш, как выделяются под платьем плавные изгибы бёдер, когда она склоняется над столом.
— Если бы ты так пялился на кого-нибудь в парке, люди бы уже вызвали полицию, — говорит ему Фиш.
— Полиция уже здесь, мэм, — отвечает Харви невинно. Ему нет смысла скрывать, что его тянет к Фиш; более того, Фиш это льстит, Фиш это дарит ложное чувство безопасности. Она полагает, что раз она его заводит, она может его контролировать.
Конечно, абсолютно беспочвенно.
Фиш захлопывает ящик со стуком, запирает его на три оборота, улыбается Харви хищно и хватает его за галстук.
— Иди-ка сюда, — она пятится к столу, прижимается к нему поясницей, и Харви подхватывает её и помогает сесть на столешницу раньше, чем в его сознании зарождаются какие-то вопросы.
— Я думал, «мы нашли тёмный угол для секса» — это прикрытие на случай, если тебя застукают за корпоративным шпионажем? — он поднимает брови и говорит совсем спокойно, самую малость заинтригованно — как будто сердце не стучит под кадыком, как будто ладони не оглаживают рассеянно сильные гладкие ножки Фиш.
— Он отчитывает меня за этим столом. Как девчонку, — Фиш улыбается — а может, зло скалится, в темноте плохо видно. — Хочу оставить себе пару приятных воспоминаний об этом месте, чтобы было о чём думать в следующий раз. Как ты понимаешь, я могла бы подрочить — я и собиралась, в общем-то, но раз уж появился ты...
— Вас понял, мэм, — Харви галантно салютует. Он давно миновал ту стадию, когда имеет смысл обижаться, что он — план «б».
* * *
У них не то что бы много времени и возможностей. Харви не трудится снимать с нее туфли, просто встаёт на колени и целует узкие лодыжки под позолоченными тонкими ремешками, проводит языком до коленей, целует ямочки, оставляет след зубов на голени. Фиш, может, и носит каблуки и платья, но ноги у неё — мускулистые: ноги человека, способного бежать не один километр по пересечённой местности, прыгать с крыши на крышу, ломать бёдрами черепа. Фиш всегда в первую очередь боец, Харви рядом с ней чувствует себя кабинетной крысой, неповоротливой и рыхлой.
— Живее, — поторапливает Фиш.
— Я думал, тебе нужны приятные воспоминания, а не спринт, — Харви пытается шутить, но голос Фиш звучит и вправду раздражённо. Она не понимает, в чём прелесть оттягивания кульминации, у неё сугубо функциональный подход к любому вопросу, и путь к удовольствию, как и к власти, должен быть предельно кратким.
Харви целует тёплое бедро, чуть более мягкое, чем вся остальная Фиш, задирает платье, насколько может, ведёт языком к тонкой полоске трусиков — и тихо шипит, когда пальцы впиваются ему в волосы, оттягивая голову назад.
— Не с твоей бородой, Буллок, — заявляет Фиш.
— В этом же вся прелесть, — Харви полушутливо возражает, демонстративно трётся мягкой порослью о нежную кожу, и пальчики из волос сползают ему на шею, не сильно, но крепко её сжимая.
— Удушу, Буллок, — говорит Фиш спокойно. Харви сглатывает.
— Так точно, мэм.
В принципе, он не возражает. Прислоняется виском к колену, дышит на кожу, наблюдая, как мурашками поднимаются редкие тёмные волоски, старательно обсасывает пальцы и, пока на них не высохли ниточки слюны, тянется Фиш под платье. Сдвигает в сторону полоску ткани, ласкает и смачивает беззащитные складочки.
Отсюда хороший вид. Редкая, можно сказать, уникальная возможность — смотреть, как Фиш откидывает голову, открывая точёную шею, и напрягает руки, впиваясь пальцами в край стола. Харви берёт пальцы в рот ещё дважды, каждый раз привкус всё отчётливее, запах — острее; он пытается накрыть ладонью свой пах, чувствует, как под тканью болезненно дёргается стянутый-спелёнутый член, но он не может одновременно выдерживать двумя руками разный ритм, а пальцы Фиш в его волосах недвусмысленно напоминают, кто здесь правит парадом.
* * *
Он бы растягивал это, сколько получится — до конца вечеринки, до конца ночи, до конца света, — но Фиш закусывает губу и тихо вздрагивает, переживая первую волну оргазма. Харви притормаживает всего на долю секунды, очарованный, запоминает, впитывает — и в тот же момент Фиш перехватывает его запястье рукой.
— Ты бесполезен, Буллок, — бормочет она, не открывая глаз. У неё надтреснутый сухой голос, для Харви это звучит райской музыкой.
Теперь уже она решительно направляет его руку своей, буквально выставляя пальцы так, как ей удобно. Её указательный приставляет его большой палец к бугорку, нажимает сильнее, чем Харви рискнул бы, вращает слишком быстро, движется слишком сухо. Что-то подсказывает Харви, что он делал всё не так, и что если бы не тяжёлые перстни, если бы не острые длинные ногти Фиш, его бы уже выставили за дверь с просьбой не мешать, раз уж не может помочь.
Ничего страшного, он привык к статусу «чуть менее, чем совсем неудовлетворительно». Три с минусом — оценка, с которой он окончил почти все курсы в академии.
* * *
Фиш сама решает, когда поставить точку. Для Харви момент совсем не очевиден: вот только что она снова сжимала его руку бёдрами, переживая вспышку — а вот уже отпихивает его от себя, и ему приходится прислониться к столу, чтобы перевести дух. Фиш сползает со стола, оправляет платье, трусики, небрежными движениями приглаживает розовые перья в волосах. Харви уверен, что выглядит более раздавленным и растрёпанным, чем она, даром что его почти не трогали.
Даже так, когда она на каблуках, а он — на коленях, разница в росте очень ощутима. Харви молча притягивает её к себе, обнимает, вжимаясь лицом в мягкий живот.
— Что? — спрашивает Фиш раздражённо, и Харви молчит, и молчит, а потом она проводит ладонью по его волосам, и ему хватает — он улыбается, закрывая глаза.
— Я даже через платье чувствую, как ты колешься, — морщится Фиш. — Уйди.
— Никто не поверит, что мы ходили трахаться, — говорит Харви совершенно искренне. — Ты слишком идеальная.
«Для меня», — мог бы добавить он, чтобы звучать совсем сопливо, но Фиш понимает его правильно. Тянет за галстук, заставляя подняться на ноги — на его бедные, дрожащие ноги. Смотрит на приличных размеров выпуклость под ширинкой так, будто это не её рук дело, откидывает голову на бок и показывает пальчиком на шею.
— Один, — командует она сухо.
Харви прижимается губами, покусывает тёплую солоноватую кожу, обрабатывает крошечный кусочек Фиш, отданный ему на растерзание, пока даже в темноте не становится виден крупный яркий синяк.
— Теперь нужно выйти. По отдельности, чтобы всем было очевидно, что мы хотим не вызвать подозрений, — Фиш улыбается тонко, и Харви распирает от желания подхватить её на руки и поцеловать уже в насмешливые эти губы, но он знает своё место. И покорно салютует, и ждёт, пока она выйдет.
У него есть пара минут, и тёмная комната полностью в его распоряжении; здесь ещё пахнет сексом и Фиш — его руки ещё пахнут сексом и Фиш, он снова облизывает ладонь и расстёгивает наспех ширинку. В конце концов, ему нужно не так уж много.
* * *
Знакомый официант провожает его понимающим, слегка издевательским взглядом. Харви берёт с его подноса бокал с шампанским, а с фуршетного стола — сэндвич с креветками. Улыбается и кивает мэру, танцующему с двумя блондинками сразу. Кланяется на прощание Фиш — она даже не оборачивается, она беседует с одним из русских подручных Фальконе, смеётся ему, ненатурально содрогаясь всем телом. Харви бы советовал парню бежать, пока может.
Ночь подходит к концу. Харви едет в участок — писать отчёты, подшивать фотографии к делу. Жизнь идёт своим чередом.
Я н е по н и м а ю почему этот пейринг не шипперит весь фэндом. Готэмцы, вы разочаровываете :|
Алсо это моя первая попытка в фем со времен... 2012. Будьте милосердны.
Название: Как Мадонна
Автор: Тёнка
Бета: Собака серая
Размер: мини, 1685 слов
Пейринг: Фиш Муни/Лайза
Категория: фемслэш
Жанр: юмор, флафф,
Рейтинг: R
Краткое содержание:
— Я хочу, — говорит Фиш спокойно, тоже наблюдая за музыкантами и не бросая на Лайзу ни единого лишнего взгляда, — чтобы ты демонстрировала мне лучший в своей жизни оргазм каждый раз, как я буду трогать твоё колено.
Примечание: трансляция нездоровых представлений о сексе; написано для WTF Gotham TV 2017
читать дальшеЛайза приближается, покачивая бёдрами, кладёт узкие ладони на плечи Фиш, садится, обнимая коленями её бедра. Фиш маленькая, понимает она с удивлением; Лайза возвышается над ней бледной фарфоровой башней, и Фиш приходится запрокинуть голову, чтобы смотреть ей в лицо.
У неё блестят глаза — тёмные и, как кажется Лайзе сейчас, не совсем человеческие; и Лайза улыбается слабо, но довольно, потому что это — власть в самой чистой её форме, и даже иллюзия этой власти над такой женщиной, как Фиш, заставляет бурлить кровь.
Ладони Фиш обнимают Лайзу за тонкую талию — кажется, совсем немного, и пальцы сомкнутся, собирая Лайзу в кольцо, в обруч, в пояс верности. Лайза дышит через приоткрытые губы и двигает бёдрами — вперёд-назад.
— Неправильно, — говорит Фиш. Её ногти впиваются Лайзе в поясницу через тонкую ткань прозрачного топа, заставляя прогнуться — совсем не от удовольствия.
Лайза уже знает — вскрикивать нельзя, морщиться тоже, и тем более — задавать вопросы.
— Знаешь, в чём твоя проблема, девочка? — говорит Фиш и гладит ласковыми пальцами щёку Лайзы, трогает раскрытые нежные губы. — Ты мыслишь, как шлюха, а должна — как Мадонна.
Это не звучит, как оскорбление, Фиш рассуждает об этом так же, как о закупках алкоголя в бар, и «шлюха» есть такой же термин, как «абсент» и «водка». Лайза вздыхает, ёрзает, садится, на этот раз опуская на колени Фиш весь вес своего хрупкого тела, подтягивает под себя ногу, неудобно оттопыривая колено — как если бы сидела в школе на столе, слушая отповедь директора.
* * *
Лайза старается быть лучше. Лайза не подходит к Фиш — это Фиш приходится встать и обойти стойку, и только тогда Лайза поднимает голову от бокалов, которые так старательно и бессмысленно протирает, и улыбается, робко поднимая уголки губ — как если бы Фиш была одновременно её деньрожденным тортом со свечками и рождественской ёлкой. Она не уверена, но ей кажется, что Фиш одобрительно кивает едва заметным движением.
Фиш прижимает её к стойке, целуя в шею так, словно Лайза — источник воды в пустыне, и Фиш добиралась до неё ползком по колючему песку сутками, неделями, месяцами. Лайза не знает, куда деть руки, она слабо трогает волосы, плечи, спину с острыми крыльями лопаток — нервозность, которую не подделать никакими репетициями.
Она чувствует ладонь на своём колене. Чувствует, как рука Фиш задирает длинную лёгкую юбку, как бродят пальцы по внутренней стороне бедра; Лайза вздрагивает со всей искренностью — нет лучшей лжи, чем полуправда, и ей сейчас поровну страшно и приятно.
— Моя девочка, — шепчет Фиш. — Amore mio...
Трусики на Лайзе кружевные, неудобные и тонкие, и Фиш могла бы порвать их одним сильным движением — но она берётся за резинку и тянет их вниз так бережно, что у Лайзы самую малость сжимается сердце.
— Может, — выдыхает она еле слышно, — может — не здесь?
Фиш вздыхает, звук долгий, протяжный, очень усталый; она шлёпает Лайзу по лицу раскрытой ладонью — не сильно и не больно, без особого интереса.
— Ну и зачем ты это сделала? — спрашивает она укоризненно, сжимая в пальцах подбородок Лайзы, и нужно это, чтобы Лайза не вертелась и смотрела ей в глаза, но Лайзу очень остро накрывает тем, какие эти пальцы тёплые и как от них едва заметно тянет солоноватым возбуждением.
— Но это же незапертое помещение, — говорит Лайза; ресницы хлопают, демонстрируя растерянность и искреннее желание оправдаться, но на деле ей хочется уйти от Фиш в подсобку и закончить начатое начальницей. — Кто угодно может войти. Как же моя девичья честь?
Это такая незнакомая территория для неё, но она старается, она представляет себя — чистой невинной девочкой, которая ходит в церковь по доброй воле и мечтает о первой брачной ночи, после которой семья мужа покажет гостям замаранные кровью простыни, и кровь эта будет не из порезанной артерии скоропостижно скончавшегося супруга.
Ей немного жалко ту Лайзу. Сколько дерьма в её хорошенькой головке, и как же ей не хватает хорошего секса, чтобы её прочистить.
— Вот именно, — Фиш качает головой, будто Лайза не понимает элементарных вещей. — Последнее, что тебе нужно — чтобы Фальконе вспомнил о твоей девичьей чести в самый ответственный момент. Он получит моральную травму, ты — пожизненное содержание и домик в деревне подальше от Готэма, а я?
Она уходит, и даже каблуки её цокают с укоризной; Лайза выжидает, пока за ней закроется дверь; стянутые наполовину трусики висят у неё в районе колен, и она прыгает на одной ноге, потом на второй, чтобы стряхнуть их совсем, опирается на стойку бедром, задирает подол юбки, закусывая край зубами; к чёрту подсобку — она справится быстро, никто не успеет войти.
* * *
Фиш допускает её до постели только на пятую неделю тренировок — только когда Лайза привыкает ходить легко, как пугливая лань, а не размашисто, от бедра; Лайза уже умеет петь по-итальянски песни, смысла которых не понимает, и готовить безвкусные, но полезные кексы, и прятать выбеленные волосы под лёгким шёлковым шарфом.
Лайза помнит, что нельзя быть агрессивной, и даже если шея Фиш выгибается рядом так соблазнительно, она не может впиться в неё зубами, и если хочется сжать в горсти густые тёмные волосы, лучше комкать простыни, и от этой странности Лайза чувствует себя скованно — но Фиш говорит, так даже лучше. Ты должна показать, что хочешь его, объясняет она — но он не должен думать, что для тебя это рядовое приключение.
Это — точно не рядовое приключение для Лайзы, она не была в постели с другой женщиной ни разу, если не считать поцелуев с подругами, за которые в барах наливают бесплатно второй коктейль; сможет ли она показать такую же беспомощность перед Фальконе?
Кто знает. Лайзе почему-то кажется, что дон не будет таким строгим судьёй, как Фиш.
Они нежатся с полчаса или около того. Лайза в основном лежит на спине, Фиш гладит всё её тело, целует неожиданные местечки, шепчет влюблённые глупости на мешанине языков. Лайза слушает внимательно — нельзя упустить ни слова, никогда не знаешь, когда Фиш придёт в голову остановить её посреди рабочего дня и потребовать повторить слово в слово всё, что было сказано в спальне.
Пальцы входят в неё — сначала два, потом три; покачиваются еле ощутимо, сгибаются — Лайза прикрывает глаза, это не то что бы феерически приятно, скорее похоже на расслабляющий массаж.
— Лайза, девочка моя, — говорит Фиш ласково, и Лайза чувствует себя так умиротворённо, что на какое-то мгновение отвечает ей рассеянной улыбкой и только потом понимает, что Фиш не была бы нежной просто так.
— Да? — спрашивает она сипло, поднимается на локтях, фокусирует на Фиш мутный плывущий взгляд.
— Я уже пятнадцать минут тебя трахаю, — говорит Фиш обыденно и скучно. — У меня затекла рука, а будь у меня член, так он бы вообще отвалился.
— Ммм, — тянет Лайза то ли согласно, то ли вопросительно, потому что совсем не уверена, чего от неё ждут.
— Ты уже должна была кончить, милая, — поясняет Фиш нежно.
Лайза замирает на мгновение, потому что — как прикажете сказать своей начальнице, что она ровным счётом ничего не сделала для того, чтобы этому поспособствовать? Фиш спасает её от этой неловкости, убирает руку, вытирает об простыню пальцы, недовольно качает головой.
— Мы тут не для того, чтобы доставить тебе удовольствие. Давай, — она делает приглашающий жест. — Покажи мне.
Чувствуя себя всё более неловко, Лайза откидывает на подушки голову, раскрывает рот в страстном придыхании и стонет; для достоверности даже вздрагивает всем телом, впервые задумываясь, насколько, должно быть, глупо выглядят оргазмы для людей, в них не вовлечённых.
Фиш со вздохом закрывает ладонями лицо.
— Это ужасно, — говорит она. — Ты безнадёжна. Оставь меня, просто оставь.
* * *
Они занимают столик в тёмной части зала. Вечер пятницы — пока что тут не слишком многолюдно, но скоро совсем не останется мест. На сцене настраивают инструменты какие-то малоизвестные музыканты, и Лайза косится на солиста с ноткой зависти: она планировала так же стоять у микрофона в ярком пятне света — и где оказалась в итоге?
Конечно, её миссия интереснее в разы, но любая девочка в глубине души считает, что в её жизни слишком мало блёсток.
— Я хочу, — говорит Фиш спокойно, тоже наблюдая за музыкантами и не бросая на Лайзу ни единого лишнего взгляда, — чтобы ты демонстрировала мне лучший в своей жизни оргазм каждый раз, как я буду трогать твоё колено.
Это звучит так смешно и абсурдно, что Лайза хихикает — тут же получив шлепок по губам, смазывающий старательно наложенную помаду.
— Что я говорила про зубоскальство?
Лайза покорно опускает голову, щёки застенчиво розовеют, светлые локоны падают на лицо, и Фиш убирает их, нежно заправляя пряди за ухо.
— Так-то лучше, — мурлычет она.
Лайза напряжена, как перед выступлением, даже хуже — это самый странный перфоманс в её жизни. Она занималась сексом в публичных местах, бога ради, как-то раз они с парнем ласкались прямо в толпе на танцполе, но в такие моменты ей было глубоко насрать, кто может обратить на них внимание, всё смывала волна адреналина и удовольствия; сейчас всё иначе, ей скорее хочется писать, чем заниматься сексом, и она очень остро понимает, как будет выглядеть, заходясь в судорогах и покрикивая в разгар концерта.
Девять-один-один, пришлите помощь, тут человеку хорошо.
Она смеётся снова и едва не пропускает первое лёгкое прикосновение к колену; замирает всего на долю секунды — потому что это не рука, Фиш толкает её колено своим, и было ли это сигналом, или она просто неловко пошевелилась?
Промедление наказывается немедленно — Фиш стискивает пальцами её лицо, сжимает так, что губы складываются в тугой бантик.
— Уволю, — говорит она жёстко. Лайза сглатывает и пытается в этой железной хватке как-то кивнуть.
* * *
После секса нельзя закурить, и это убивает Лайзу больше всего. Она думает о сигарете, как о чём-то невообразимо далёком и желанном, пока лежит у Фиш на груди, и та лениво играет с завитками её волос.
— С чего вы взяли, что Фальконе будет так ужасен? — интересуется Лайза сонно. Засыпать сразу тоже нельзя. Чёрт бы побрал эти сложные социальные пляски.
Она ждёт очередной оплеухи за наглый вопрос, но Фиш смеётся негромко и проводит ладонью по её спине, крепче прижимая Лайзу к себе.
— Ни один мужчина с самомнением его размеров не умеет доставить женщине удовольствие, — доверительно сообщает она. — Кроме того, я каждый месяц пью чай с его женой.
Лайза глухо смеётся ей в тёплое плечо.
— Всё ещё гогочешь, как пьяный грузчик. Нужно мягче, женственнее, — поправляет Фиш. — Но твои оргазмы стали более-менее терпимыми. Можно было бы лучше, — она вздыхает тяжело. — Но будем надеяться, что в пылу страсти Фальконе не заметит мелочей.
Лайза думает сонно, что в чём-то может понять мадам Фальконе: в конце концов, фальшивые оргазмы — выгодная валюта, и неважно, покупаешь ты за них вес в обществе, новое платье или чью-то ласку.
— Попрактикуем утренние часы, — говорит Фиш ей на ухо. — Ты должна проснуться первой, но не подавать виду, чтобы он мог понаблюдать за тобой, такой юной и мирной, в рассветных солнечных лучах. Поняла?
Лайза засыпает раньше, чем Фиш заканчивает говорить.