[tenok]

Название: It's too late now to put out the fire
Автор: Тёнка
Фэндом: Флэш
Персонажи: Лен Снарт/Мик Рори, Лиза
Рейтинг: R
Жанры: романс, юмор, хёрт/комфорт
Размер: ~11000 слов
Описание: — Ленни, ну хорош, — повторил Мик самым ласковым своим голосом, который берёг обычно для докторши и кухонных рабочих на раздаче. — Я больше не буду тебе дрочить, честное слово, только давай уже спать.
Примечания автора: 1. Название из песни Daughtry – Crawling Back To You; эпиграф из песни The Neighbourhood – Sweater Weather (автор любит таскать строчки из песен, да). 2. Если бы Тэд меня не пинал, не махал помпонами и не бегал кругами, я бы это не закончил. Псст, чувак. Лучи любви. 3. Продолжение в комментариях.

'Cause it's too cold
For you here and now
So let me hold
Both your hands in the holes of my sweater

Лену — его тогда зовут мудрёно и длинно, Леонардом, и он ненавидит это имя всей душой — четырнадцать, когда он видит их впервые. Вроде бы ничего особенного, просто два парня, сидят на подоконнике в одном из школьных коридоров, смеются, легонько касаются пальцев друг друга, но на лицах у них что-то такое, что Лену в один момент всё становится ясно. До того момента он и не задумывается, что это бывает в реальности, «пидорас» — это просто ещё одно ругательство, которое вспоминает по пьяни папаша; теперь же он просто стоит и смотрит, и не может шевельнуться.

... Пока один из парней не целует второго в щёку, потому что в этот момент в голове у Лена взрывается что-то горячее, взгляд заливает алым, и он кидается вперёд, рыча и стискивая до боли кулаки.

Их двое и они больше, старше, может, третий или четвёртый курс, но Лен самый злой и беспощадный в своей параллели, а может, и во всей школе, и ему не составляет особого труда разбить уродам носы и губы. Конечно, потом их растаскивают, и в школу вызывают отца — Лен зализывает разбитые костяшки и мрачно готовится к новым колотушкам, но отец, когда узнаёт, в чём дело, только смеётся и кладёт на плечо тяжёлую ладонь.

— Может, из тебя ещё выйдет что-то годное, — говорит он. Кажется, это первый раз, когда он сказал ему что-то хорошее, но Лену почему-то так тошно, как никогда ещё не было.

***

Спустя несколько лет Леонардом его не звал уже никто. Он был Леном для бармена в кабаке на углу, где надирался пару раз в неделю, и Ленни для проституток, которых снимал на вечер, и Снартом для всех остальных — для копов, которые искали его по городу, и «коллег», с которыми он проворачивал дела. Он был умён и бесстрашен, но жизнь оказалась жестокой штукой, и однажды у него очень не вовремя спустило колесо, а через минуту он уже в был наручниках и лежал щекой на капоте машины. Его мотали по инстанциям несколько недель — допросы, опросы, предварительное слушание, слушание, слушание приговора... Государственный защитник был парнем серьёзным и старательным, так что Лен получил всего пять лет с правом досрочного и наконец-то уехал в Айрон Хайз в фургоне с решётчатыми окошками. Он был почти рад, серьёзно — по крайней мере, это значило, что больше не придётся надевать дурацкий костюм с галстуком на суд.

Его первым сокамерником стал Эш — тоненький, весь какой-то серенький пацан, больше похожий на мышь, чем на человека. Он целыми днями сидел на своей койке, баюкая в ладонях ингалятор, и не выходил во двор, потому что у него была аллергия на пыльцу; Лену Эш не слишком нравился, но и причин для особой нелюбви к нему у него не было, так что он его просто игнорировал, и парня это, кажется, полностью устраивало.

Две недели они жили так, не доставляя друг другу неудобств, и Лен успел решить, что отсидка пройдёт без проблем; на третью к Лену в душе кто-то подошёл со спины и прокашлялся, и Лен сжал кулаки раньше, чем услышал «эй, красавчик».

За драку (три разбитые головы, два перелома) его отправили в карцер на тридцать дней, а когда он вернулся, озверевший и оголодавший по хоть какому-то общению, на койке над мышонком-Эшем лежал другой парень.

— Тебя перевели, бунтарь, — неприятно ухмыляясь, сообщил охранник, и Лен покорно взял коробку с нехитрыми пожитками и поплёлся в указанном направлении.

— Эй, псих, — охранник, уже другой — они что, реально собрались тут кучкой, чтобы посмотреть на его перевод? — постучал по прутьям решётки дубинкой, как будто животное в клетке дразнил. — Тут к тебе соседушка. Ты б уж встретил.

Ему не ответили, но Лен видел, как на нижней койке шелохнулось замотанное в кокон из одеяла тело размером с полтора таких, как сам Лен, и невольно сглотнул, прикидывая шансы в драке. Один-то раз он его вырубит, если придётся — а вот если он застрял в его компании на все пять лет...

— Не бойся, он у нас не кусается, — заржал один из уродов в синей форме, а потом его втолкнули в камеру, и за спиной лязгнула, закрываясь, решётка.

Пару минут Лен молчал и не шевелился, собираясь с духом. Потом кокон на нижней койке снова шевельнулся, и на Лена уставились два тёмных глаза.

— Одеяло, — хрипловато сказал кокон.

— Чего? — не понял Лен.

— Тебе одеяло нужно? — довольно вежливо поинтересовался сосед. — Ну, которое шерстяное. Лето же.

— А, э, нет. Не нужно, — запинаясь и чувствуя себя как минимум неловко, а как максимум полным идиотом, ответил Лен. Кокон чуть завозился и протянул к Лену руку с широкой, тёплой ладонью.

— Можно я возьму тогда? — миролюбиво осведомился обладатель конечности. Лен неуверенно кивнул и передал свёрнутое в несколько раз одеяло, а потом с любопытством наблюдал за тем, как сосед удовлетворённо заворачивается в ещё один слой ткани и снова укладывается на койку.

— Грелку бы ещё, — сладко вздохнул ставший ещё больше кокон. — Кстати, я Мик Рори, и я тут за массовые поджоги, ограбления и вождение в нетрезвом виде.

— Лен Снарт, ограбление с отягчающими, — машинально представился Лен, а потом окончательно наплевал на страх и полез на верхнюю койку — ему чудовищно хотелось спать.

***

Мик действительно был психом в самом прямом смысле этого слова. Пироман, задрачивающий на огонь так, как другие на грудастых блондинок — Лен отнёсся с пониманием, он встречал вещи и более странные. Что касается репутации Мика, то заработал он её чисто случайно: регулярно оказывался в самой гуще каких-нибудь драк, и то, что он туда полез, чтобы разнять зачинщиков или выдернуть за шиворот какую-нибудь мелочь, которую пытались затоптать, никого не волновало. В целом он оказался тихим, приятным парнем, который круглыми сутками лежал, свернувшись в клубок, чтобы сберечь тепло, и развлекался в основном тем, что периодически подкалывал Лена короткими едкими фразочками, за которые Лен, вероятно, убил бы кого-то другого и в другой обстановке, но здесь и сейчас был даже благодарен — это здорово бодрило, разгоняя серую скуку тюремных будней. Вскоре Лен обвыкся на новом месте и снова решил, что жизнь налаживается.

Потом наступили холода.

На взгляд Лена, ничего особо не изменилось, топили в тюряге прилично, порой было даже жарковато, но Мик совершенно переменился — он не ел, почти не спал и не шевелился, даже когда охранники стучали по решётке и требовали выйти на поверку. Лен терпел это, сколько мог, потом попробовал заикнуться про врача (он не слишком верил врачам, но парень явно был совсем плох) — и получил по морде, а Мик забился в дальний угол койки и замотался в одеяла так, что даже глаза видно не было.

Той же ночью он начал выть. Тихонько, на одной ноте, уткнувшись в подушку лицом, чтобы никто не слышал — не слишком помогало, Лен лежал в метре над ним, и этот вой ввинчивался ему в уши раскалённой иглой. Спать стало совершенно невозможно, Лен крепился два дня, надеясь, что соседа попустит, а на третий вечер сразу после отбоя сполз с койки и опустился перед кроватью Мика на корточки.

— Ты чего? — буркнул он, и Мик чуть раздвинул края одеяла, высунув наружу самый кончик носа.

— Холодно, — еле слышно пробормотал он. Лен фыркнул, и, может, рассмеялся бы в голос, вот только Мика взаправду трясло, как будто тут была минусовая, и Лен на всякий случай протянул руку и пощупал его лоб. Мало ли, вдруг у него температура и всё такое?

— Ты тёплый, — глухо сказал Мик и задрожал под его ладонью. Лен вздохнул.

— Двинься, — с нарочитой злостью рыкнул он. — Ну? Кому сказал, двигайся. И только попробуй проболтаться, я надеру твою жирную задницу, понял?

Мик недоверчиво шмыгнул носом, потом приподнял край одеяла и отодвинулся к стене, давая Лену немного пространства. Койка была узкой даже для одного, так что лежать пришлось вплотную, но Мик выдохнул с таким облегчением, что Лен решил — оно того стоит, и не стал возникать, даже когда тот ткнулся носом ему в затылок и обнял за талию.

Мик помолчал, выдохнул снова, а потом засопел и полез ладонями ему под майку.

— Эй! — зашипел Лен, как только понял, что происходит, и тут же попытался заехать придурку локтем под ребра. — Мать твою, Мик, какого хрена?

— Тёплый, — пробормотал Мик таким тоном, словно был бухой или в трансе. — Такой тёплый. Я немножко. Ага?

— Я тебя урою утром, — Лен стиснул зубы, чтобы не заорать и не устроить драку, и попытался расслабиться, раз уж сам в это ввязался и никого не мог винить. Вот так, если закрыть глаза, можно даже представить, что его лапает одна из проституток — нет, чёрт, нихрена, руки даже близко не напоминали женские, ладони были широкие и шершавые, очень сильные, тёплые, Лен отчётливо ощущал, как под ними согревается кожа и тёплые искорки разбегаются по телу, до мочек ушей, до кончиков пальцев, до... Ох, нет, вот об этом он думать не собирался.

В ту ночь он был слишком вымотан, чтобы всерьёз паниковать, а утром ночные страхи всегда кажутся глупыми и беспочвенными, так что следующим вечером ему хватило одного умоляющего взгляда Мика, чтобы снова забраться в койку и позволить сунуть руки под майку. И всё прошло удачно, они выспались на отлично, и это повторилось ещё день и ещё, а в четвёртую ночь, где-то в районе полуночи, Лен проснулся, хватая ртом воздух, и почувствовал, как натянулись в паху боксеры.

Спокойно, скомандовал он самому себе, очень медленно вдыхая и выдыхая через приоткрытые губы. Он, может, и не слишком хорошо учился в школе, но несколько умных слов помнил. Например, «физиология» — это такое хорошее слово, обозначающее всю фигню, которую организм выкидывает без разрешения хозяина. Вроде того, чтобы устроить стояк среди ночи только от того, что кто-то гладит бока широкой ладонью и горячо дышит в затылок, и ещё так тесно прижимается бёдрами, и — блядь. Блядь! Физиология, только физиология, в конце концов, он здоровый двадцатипятилетний мужик, у которого не было секса с самой поимки, конечно, ему...

— Да ты заебал вертеться, — сонно сказал на ухо Мик, и Лен проглотил глухой стон от того, как обожгло чувствительную кожу его дыхание. — Подрочи уже и дай людям поспать.

— Иди ты!.. — Лен вскинулся, стиснул зубы, глотая ещё один стон, и натянул одеяло повыше в надежде спрятать ставшие горячими уши.

— Мне что, типа за тебя всё делать? — проворчал Мик, и Лен возмущённо задохнулся, а потом и вовсе вцепился в подушку зубами, потому что та самая широкая ладонь перестала поглаживать его под майкой и лениво скользнула к боксёрам, остановившись чуть ниже резинки. Лен только и успел, что выпучить глаза, до рези вглядываясь в темноту и думая «да он не посмеет, да он, да блядь!», а потом сильные пальцы крепко сжали его через ткань, двинулись пару раз вверх-вниз, и Лен намочил простыню и боксёры, не успев даже толком понять, что происходит.

Ещё секунду спустя он задушенно взвизгнул и откатился так, что оказался у противоположной от койки стены. Разбитый об пол при падении локоть противно ныл, в мокрых боксёрах было холодно и липко, а перед глазами плавали цветные круги, как будто он пробежал марафон и свалился без сил на финишной прямой. Мик, оторвав растрёпанную голову от подушки, смотрел на Лена так, будто это он тут был психом, лапающим соседей по койке, а не наоборот.

— Я убью тебя, урод, — пробормотал он, пытаясь удержать в груди колотящееся сердце. — Мудак! Какого хера?! С пидорасом попутал?!

— Холодно, — Мик моргнул, зевнул, уронил голову обратно и дальше бурчал уже в подушку. — Ленни, ну. Я же помог. Кончай ныть, я спать хочу.

Лен посидел у стены ещё с минуту, сглотнул и демонстративно полез на свою койку. Мик приоткрыл один глаз и сонно следил за его передвижениями, пока не понял, что тот не собирается возвращаться; потом вздохнул, поёрзал и, наконец, заскрёб пальцами по пружинам кровати Лена, дёргая их и заставляя тренькать и трясти под ним матрас.

— Ленни, ну хорош, — повторил Мик самым ласковым своим голосом, который берёг обычно для докторши и кухонных рабочих на раздаче. — Я больше не буду тебе дрочить, честное слово, только давай уже спать.

— Нахуй иди, — отозвался Лен, пытаясь не менее демонстративно уснуть. Выходило плохо — он реально привык спать в обнимку с этим психопатом, чтоб его, без него койка была пустой и холодной.

— Это тоже можно, — миролюбиво предложил Мик. — Только не сейчас. Ну?

— Нахуй, — повторил Лен очень решительным тоном. Мик вздохнул и тихонько, по-щенячьи заскулил.

— Двадцать восьмая, угомонитесь уже! — рявкнул кто-то за стеной. Лен вздохнул и перевернулся на другой бок. Помолчал. Мик перестал скулить и тоже тихо завозился, пытаясь, судя по звукам, свернуть из одеял и подушек тёплое гнездо.

— Я тебя ненавижу, — сказал Лен в темноту. Мик печально вздохнул. Лен свесился с койки, прищурился, разглядел в темноте, где у кокона голова, коротко замахнулся и ударил туда, где предположительно было лицо.

— Ой, — сказал Мик и высунулся из-под одеяла, с надеждой уставившись на Лена блестящими глазами (левый потихоньку начал заплывать). — Доволен?

— Нет, — буркнул Лен и спрыгнул на пол.

Мик благородно уступил ему сухую половину койки.

***

Мик сдержал слово, как бойскаут — больше не спускал ладони ниже ватерлинии и даже майку задирать перестал, только виновато сопел в затылок. Лен тоже лежал напряжённым столбиком, вытянув руки по швам, и злился на него, на себя и на дурацкие тюремные койки, на которых хочешь-не хочешь, а соприкасаться будешь, причём, конечно, в самых неловких местах и позициях. Этого им хватило на две более-менее сносные ночи, Лен снова стал высыпаться, Мик начал съедать хотя бы половину порции за обедом и не трясся так сильно, как в начале заморозков, в общем, казалось бы, живи да радуйся, вот только вселенная любила подбрасывать Лену неприятные сюрпризы, и ещё через день он оказался в душе с крепким таким стояком. И не было бы в этом ничего необычного, молодой здоровый организм, всё такое, но, как назло, в голову не шла ни одна приличная неприличная фантазия. Сказывалась нехватка свежего материала, не иначе — какие тут фантазии, если единственная женщина, которую он видел за последние несколько недель, это пухленькая добрая доктор в медкрыле, которая годится ему в бабушки? Вот и выходило, что он отчётливее помнил руки Мика у себя на животе, чем ощущение женских губ чуть пониже.

Блядь, вот почему в памяти всплыли именно руки Мика? Лен воровато огляделся, убедился, что поблизости никого нет, прислонился лбом к холодному кафелю стены и сосредоточился. Девчонки. Хорошие, симпатичные девчонки. Та рыженькая, которая отсасывала ему за двадцать баксов на парковке. Та актриса из нового боевика, такая, с огромной грудью...

Всё было не то, фантазиям просто не хватало материальности, никак не получалось представить вместо своей грубой ладони мягкие женские пальчики — скорее уж лапищи Мика, которыми тот лез, куда не просят, и, о, чёрт, бля, нет — да нет же!

«А вот и да», — не согласилось тело, и Лен в два движения справился с проблемой, заляпав белым стену, а потом ещё минут пятнадцать стоял под холодным душем, пока крик из-за двери не сообщил ему, что на помывку пришла новая партия заключённых, и если кто-то не убрал отсюда свою задницу, эту задницу будут ждать приключения.

— Бледный ты какой-то, — сообщил из своего кокона Мик. Лену иногда казалось, что он вообще не двигается с места, а то и прирос к койке и пустил в неё корни — сам он за день успевал побывать и во дворе (морозец приятно освежал), и на тюремных работах, и даже в чёртовой библиотеке. Отвечать он не стал — молча повернулся спиной и стал расстёгивать рубашку. Мик хмыкнул, пожал плечами, мол, как знаешь, моё дело спросить, и сдвинулся к стене, освобождая место. Через пару минут Лен уже лежал на привычном месте и готовился ко сну; ещё через два часа он проснулся взмокший и со срывающимся дыханием, и проклял то чёртово колесо, из-за которого оказался в тюрьме и был вынужден иметь дело со всем этим дерьмом.

«Да какого хрена», — в высшей степени возмущённый предательством организма, подумал он после этого и перевернулся на другой бок.

— А? — спросил сонно Мик, когда Лен ткнулся ему в шею холодным носом. Полежал пару мгновений неподвижно, шевельнулся, почувствовал всё, что может почувствовать человек, прижатый к другому, крайне возбуждённому человеку всем телом, и вздохнул. — О. Оу. Ты опять?

Лен вместо ответа яростно засопел, в темноте ощупал Мика пальцами — сердце с каждой секундой колотилось всё быстрее, — нашёл завязки на пижамных брюках и решительно за них потянул.

— Эм, — немного неловко сказал Мик, когда Лен так же на ощупь нашёл резинку боксёров. — Видишь ли. Тут такое дело. Я не по мальчикам.

— Я тоже, — недовольно ответил Лен, и Мику не мешало бы расценить как большой комплимент то, что эти слова не сопровождались ударом в челюсть. — Это, ну, как её — физиология. Девчонок нет, а ты тёплый, понимаешь?

— Понимаю, — согласился Мик. Лен прижался теснее, млея от приятного давления в очень правильных местах, и старательно ощупал член Мика (сквозь ткань, конечно, он же не... ну...) по всей длине. Мик терпеливо сопел у него над ухом.

— Да ну тебя, — буркнул Лен пару минут спустя, когда удостоверился, что реакции ему не видать — не то что бы он был этим разочарован, он только рад был, что не придётся лапать чужой член, просто неприлично это как-то, оставлять услугу без ответа.

— Ага, — так же мирно подтвердил Мик. — Так ты сам, или тебе помочь?

— Сам, — недовольно сказал Лен. Снова развернулся, лёг поудобнее, насколько позволяла койка, и, краснея, как какой-то школьник, сунул руку в трусы, на этот раз себе.

Если дыхание Мика над ухом и помогло, то сообщать он ему об этом не собирался.

***

Конечно, они не собирались торчать в тюрьме весь срок — ладно ещё Лен, пять лет в этой клоаке теоретически выдержать можно, но у Мика было то ли десять, то ли пятнадцать, он сам не помнил, и Лену, если честно, страшно было думать, что он будет делать зимой, когда Лен окажется на свободе и тискать для душевного спокойствия станет некого. Так что, выждав для верности пару месяцев, во время которых оба были просто образцами послушания и порядочности, не задирали других заключённых и не огрызались на шуточки охранников, они стали планировать побег. Если опустить все технические тонкости, то понадобились им полгода, местная кошка, десять тюбиков зубной пасты, красный перец, плоскогубцы и моток верёвки.

— Что ты задумал? — спросила Лиза, когда передавала верёвку на свидании, зашив её в ленов любимый свитер.

— Секрет, — важно сказал Лен. Лиза выгнула брови и фыркнула так пренебрежительно, явно выражая сомнения в способности брата на интеллектуальные действия, что Лену захотелось немедленно рассказать ей все детали, просто чтобы доказать, что он не идиот и у него правда есть план — но он мужественно прикусил язык и принял максимально невозмутимый вид.

— А ты изменился, — задумчиво сказала Лиза, когда поняла, что привычная манипуляция не прокатила. Лен на это только загадочно улыбнулся, потому что ох, как он изменился, сестрёнка себе и не представляла.

Спали они с Миком снова вместе — сегодня в последний раз, понял вдруг Лен после отбоя, потому что на завтра планировался побег. От мысли стало как-то неуютно; Лен засопел, развернулся и ткнул Мика кулаком в живот.

— Эй, там, сонная страна, — пробурчал он. Мик застонал и сунул голову под подушку.

— Почему ты не импотент? — скорбно спросил он после, когда понял, что Лен не отвяжется и придётся ему помочь. Это стало их доброй маленькой традицией за последние месяцы, и с каждым разом Лен становился всё наглее, а Мик жаловался всё трагичнее.

— Потому что я нравлюсь тебе таким, — самодовольно ухмыльнулся Лен, потом понял, что брякнул, и немного смутился, но в темноте не было видно, а вскоре переживать из-за ерунды стало недосуг, потому что Мик уже выучил, где и как нужно потрогать, чтобы у него свернулись пальцы на ногах и заплясали в глазах звёздочки, и оргазм подкатил до обидного быстро.

Лен в полудрёме слышал, как Мик ворчит себе под нос о молодёжи и отсутствии уважения, вытирая об постель мокрую ладонь. Шмыгнув носом, он переполз ещё ближе, хотя, казалось бы, куда ещё, и ткнулся губами в колючую, плохо выбритую щёку. И никаких там «спасибо» или «на удачу», он не сопля какая-нибудь.

Мик помолчал, вздохнул и облапал его так, что кости хрустнули.

— Ты так ещё теплее, — удовлетворённо пробубнил он ему в шею.

***

Им не было резона держаться вместе после побега, напротив, так было больше шансов вляпаться, так что как только за спинами перестали завывать сирены и моргать мигалки, Лен с Миком переглянулись, помялись и неловко пожали друг другу руки.

— Пойду в сауну, — мечтательно сказал Мик. — Прогреюсь до самых костей. А потом буду спать неделю без перерыва. А ты, Ленни? Думал, чем займёшься?

Лен неопределённо пожал плечами — он думал, но не собирался сообщать Мику, о чём конкретно.

— Ну ладно, бывай, — Мик хлопнул его по плечу. Лен испытал незнакомое и очень неуютное желание в ответ его обнять и потому нахохлился и сунул руки в карманы. — Если будет на примете работёнка, ты меня поищи.

— Ага, — сказал Лен, и на этом они закончили.

Остаток ночи ушёл на то, чтобы найти базу и состряпать себе хоть какие-то документы, но под утро ноги сами принесли Лена в знакомое место. Угол восьмой и тринадцатой за его любимым баром, где обычно дежурили симпатичные девчонки в сетчатых колготках — сорок баксов в час за тех, кто покрасивее, двадцатка за тех, кто стоит в конце очереди. Уже светало, так что ряды девушек поредели, но кое-кто Лена узнавал, приветливо кивал и предлагал прогуляться до ближайшего мотеля. Лен нервно улыбался и в ответ клялся непременно прогуляться, только чуть позже, например, завтра или через недельку. Сегодня он искал нечто особенное.

Парни стояли на другой стороне улицы, в тени — те, кто их снимал, обычно предпочитали не показываться в свете фонарей. Лен глубоко вдохнул и поймал за рукав одного парнишку, уже явно собиравшегося сворачиваться и идти домой или куда там они уходят, когда наступает день.

— Двадцать пять баксов, и я никуда не поеду, имей в виду, — сообщил паренёк. Лен нервно кивнул и утащил его в ближайшую подворотню, не слыша собственных шагов из-за грохочущего в ушах сердца. Ещё через минуту парень опустился на колени и техничным отработанным движением разобрался с его пряжкой.

Лен продержался ровно три минуты.

— Это нервы, — пробурчал он, невольно заливаясь краской. Пальцы, как нарочно, не слушались, и он смог застегнуться только с третьей попытки.

— Угу, — согласился парень, пересчитывая мятые бумажки. Лен хотел на всякий случай добавить, что с девчонками его хватает на дольше, и ещё, непременно, что он не из этих, просто после тюрьмы нужно было кое-что проверить... потом представил себе, как это всё будет звучать, вздохнул и ушёл, не оборачиваясь — благо, бар работал до последнего клиента, и ему там всегда были рады.

К обеду он был пьян в стельку и еле стоял на ногах, потому что земля под ним предательски шаталась и раскачивалась.

— На эту, ну, на базу, — еле ворочая языком, скомандовал он таксисту. Тот, вот же тупица, посмотрел в ответ совершенно стеклянными глазами, будто понятия не имел, где она находится. — Ладно. Тогда к Лизе.

— Вы адрес сказать не хотите, мистер? — медленно и ласково, как у ребёнка, спросил таксист. Лен хотел его за это ударить, но передумал, кое-как вспомнил и назвал улицу и дом и натянул капюшон толстовки на глаза, чтобы их перестал разъедать солнечный свет.

Лиза захлопнула дверь у него перед носом.

— Ублюдок, — сказала она в замочную скважину. — Тупой больной ублюдок. Меня за сегодня уже дважды допросили, рожа ты уголовная! Чем ты думал?!

— Когда сбегал или когда ехал к тебе? — уточнил Лен. Стоять было очень сложно, так что он прислонился к двери лбом, потом плавно сполз по ней на пол и решил, что, в принципе, заляпанная чужими следами и тлеющими окурками бетонная площадка — не худшая постель из тех, что у него были. Где-то в квартире Лиза громко всхлипнула, потом кинула в дверь чем-то тяжёлым и затихла.

— Я вышвырну твою задницу, как только она протрезвеет, — сказала она сорок минут спустя, всё-таки открыв. Лен не ответил, он к тому моменту уже мирно дремал, кутаясь в толстовку, и отказался просыпаться, даже когда сестра потрясла его за плечи, так что тащить до дивана его пришлось как мешок с картошкой.

— Лиза, — позвал он сквозь сон, когда почувствовал на себе тяжёлое ватное одеяло, пахнущее сладкими духами, и смутно сообразил, что спит уже не в подъезде. — Лиз. Я пидорас?

— Пидорас, — согласилась Лиза, подтыкая ему под голову подушку. — Пидорас, мудак и идиот. Приятно видеть, что ты хотя бы это осознаёшь.

— Обожаю тебя, — невнятно признался Лен и отрубился намертво до самого вечера.

***

Одним из минусов обитания по ту сторону закона было то, что работать приходилось с не самым приятным контингентом. Согласно наблюдениям Лена, закон преступали либо очень умные люди, либо очень тупые; первые были заносчивыми мудаками, и Лен не любил с ними работать, вторые... ну, по крайней мере, ими было легко манипулировать.

Самого себя он в зависимости от обстоятельств относил и в одну, и в другую категорию.

И всё-таки работать с идиотами ему надоело уже через месяц свободной жизни — во всяком случае, именно так он объяснял себе то, что в последний момент разорвал договорённость с бандой Флэш-Рояль и стал искать Мика, чтобы предложить партнёрство.

— Ленни, — радостно сказал ему Мик, впуская в квартиру. Не смотря на тёплую погоду, внутри было натоплено, как в бане, и Лен почти сразу взмок. — Чёрт, я рад тебя видеть, приятель. С чем пожаловал?

Лен неловко устроился в кресле, чувствуя себя подростком в гостях у нового одноклассника, который был таким простым и понятным в школе, но оказался совсем другим за дверями своего дома. Мик, ничуть не стесняясь, сновал по квартире в одних боксёрах и рваном носке, и вскоре уже снабдил Лена бутылкой пива и пакетиком орешков. Лен выдавил благодарную улыбку и отставил пиво в сторонку — он не мог расслабиться, потому что рядом сидела девушка, одетая примерно так же скудно, как Мик — в длинную, явно не с её плеча футболку, под которой, вполне возможно, не было больше ничего. Лен не желал знать, всегда эта парочка так выглядит, или он прервал некий момент между ними. Он, в общем-то, прекрасно жил бы дальше, не зная и того, что Мик предпочитает миниатюрных большеглазых девушек, еле достающих ему до плеча. И как, спрашивается, такая согреет ночью? У неё же кожа да кости, и ноги, поди, вечно ледяные, как у лягушки. Не мог Мик найти себе грелку... ну, пострашнее?

Тем не менее, утешало то, что предложение Мик выслушал с большим интересом — а потом чмокнул девушку в щёку и обаятельно ей улыбнулся.

— Милая, давай ты подождёшь на кухне? Чем меньше ты знаешь...

— ... Тем меньше смогу сказать в суде, — хихикнула девушка. Ещё и умная, что ли? Ну приехали.

— Уверен, что мы сможем провернуть это вдвоём, Ленни? — задумчиво спросил Мик, когда они остались наедине.

— Музей — не банк, охрана там слабее, даже на особо ценных выставках, — ответил Лен машинально. На данный момент его куда больше волновало то, как Мик произносит его имя. «Ленни», ха. Проститутки тоже так говорили — «да, да, о, Ленни, ещё!», — но у них это звучало совсем иначе. Не так мягко. — Моя сестра подгонит нам машину. Всё пройдёт чисто, и чем меньше замешано людей, тем меньше нам придётся делиться. Ну так что ты скажешь?

— Спрашиваешь, — ухмыльнулся Мик. — Конечно, я в деле. Выпьем за начало плодотворного сотрудничества?

И Мик не ошибся — с их объединением дела действительно пошли на лад. Первое ограбление прошло идеально, второе тоже, после третьего они надрались как черти, пока отмечали успех, и Лен помнил из того вечера только как жался к Мику и жарко ему доказывал, что он совсем не умеет выбирать девушек, а Мик смеялся и трепал его по голове свободной рукой, второй обнимая свою девчонку за тоненькую талию. Утром Лена здорово тошнило, и не только из-за похмелья, но и от того, какие счастливые были у этой парочки лица.

Проблемы начались на четвёртой вылазке — плёвое дело, всего-то и нужно было устроить шумиху на заводе, пока другой парень будет выносить из чертёжной какие-то документы. Им дали пистолеты, и это должно было стать первым тревожным звоночком, потому что Лен прекрасно знал, как работают пистолеты: стоит одному такому появиться у тебя в руках, и так и тянет начать решать все проблемы с его помощью, а это уже прямая дорогая в тюрьму особого режима. Но он был идиотом, и Мик был идиотом, и им обоим так везло последнее время, что они совсем перестали думать о последствиях.

В общем, они размахивали пушками, стреляли в потолок и выкрикивали бессмысленные требования, делая вид, что взяли всех в заложники; спустя пару минут одна из пуль пробила какой-то бак, и прогремел взрыв — не сильный, так, хлопушка, даже побелка с потолка не посыпалась, но бак загорелся, а следом загорелись два соседних, над ухом завыла пожарная сигнализация, и Лен решил, что они свою часть контракта выполнили и пора уносить ноги.

— Мик? — позвал Лен. Мик не ответил, и Лен выругался и обернулся — чтобы найти его замершим в окружении пылающих баков. Это выглядело даже красиво, пожалуй, оранжевые отсветы на его коже и отражение пламени в глазах, Лен бы оценил, если бы его голова не была занята тем, что сюда наверняка уже едет несколько пожарных машин и целый отряд полиции, и если они немедленно отсюда не уберутся, то стрелять придётся уже не в воздух.

— Смотри, Ленни, — хрипло позвал Мик, и у Лена по спине пробежал морозец, потому что таких интонаций он у Мика ещё не слышал. — Так красиво.

— Хватит трепаться! — за их спинами бывшие «заложники», сообразившие, что парочке давно уже не до них, с криками выбегали из горящего помещения. — Я не буду ждать тебя весь день!

— Красиво, — повторил Мик, даже не думая шевелиться. Лен бы решил, что он в ступоре от страха, но для этого у Мика была слишком довольная рожа. Счастливая даже. — Подойди ближе, ты поймёшь. Я тебе покажу, Ленни. Огонёчек… ласковый...

— Ты совсем поехал?! — рявкнул Лен. Голос у него уже подрагивал, кажется, ещё немного, и нагрянет полноценная истерика; Лен очень не любил, когда всё идёт не по плану, а сейчас всё даже не шло, а прямо-таки катилось к чертям. — Мик, нам нужно уходить!

— Ещё минуточку, — пробормотал Мик и вместо того, чтобы развернуться к выходу, шагнул к пламени, так, что жгучие языки заплясали уже не рядом, а вокруг, трогая одежду и кожу. — Я только согреюсь на дорожку. Можно, Ленни?

Лен попытался шагнуть за ним, схватить придурка за шиворот и вытащить силой, если придётся, но огонь взвился стеной, заслоняя проход, и на мгновение Лен застыл в ужасе, потому что ему показалось, что огонь и правда живой и не хочет с Миком расставаться, потому и закрывает его так ревниво. А ведь Мик и правда псих, отстранённо понял Лен после этого. Совершенно больной на голову, и то, как мило он порой болтает с горящими спичками и зажигалкой — это не забавные пустяки. Он правда видит в огне _что-то_, с чем, по его мнению, можно говорить.

Из огня потянуло палёным, потом раздался тихий вскрик.

— Ленни? — позвал Мик срывающимся голосом, и вот эту интонацию Лен уже знал: примерно так же Мик звучал, когда он будил его ночью в тюрьме и требовал помочь с ручной работой, а Мик невнятно возмущался, не совсем понимая, на каком он свете и что происходит. — Ленни, я... чёрт! Моя рубашка! Блядь!

Лен сглотнул, попятился, а потом и побежал — прочь от огня, от Мика и от этого долбанного завода.

***

— И правильно сделал, — сказала Лиза. Да, Лен снова не придумал ничего лучше, чем заявиться к ней на порог, воняя копотью и вытирая рукавом слезящиеся от дыма глаза, и Лиза, выругавшись длинно и непечатно, впустила его и спрятала в спальне на случай, если копам придёт в голову проверить её дом. Если что, Лен успеет выскочить в окно и съехать вниз по пожарной лестнице — во всяком случае, Лиза клялась, что от неё так как-то раз уходил парень, и всё прошло нормально. — Серьёзно, братишка, ты же знаешь, что бывает, если спутаться с психом. Что ты говорил мне, когда я встречалась с Роско?

— Если он тебя убьёт, домой не приходи, — пробубнил Лен. Лиза порхала вокруг с ватными тампонами и какими-то мазями, потому что, оказывается, пока он перекрикивался с Миком, он успел лишиться бровей и обзавестись парой ярко-красных шелушащихся пятен на лице, и даже не заметил.

— Вот именно! А если бы ты задержался там ещё на минуту, и вас обоих бы повязали? — Лиза кивнула на работающий без звука телевизор: в новостях на нескольких каналах показывали, как Мика в наручниках укладывают в машину скорой помощи. — Или если бы ты застрял с ним в огне?! Ты, конечно, не подарок, но вряд ли корочка-гриль тебя украсит...

Лен только вздыхал, потому что ответить на это ему было нечего. Ну да, большую часть времени Мик не выглядел психом — не считая того, что не мог спать один, носил свитера летом и делал комплименты горящим конфоркам на плите, но кто в наше время обходится без странностей?.. Да ладно, что уж там, если говорить объективно, то любого другого парня с такими причудами Лен забыл бы сразу после тюрьмы и в жизни не взял бы с собой на дело. Оказывается, хорошая дрочка может здорово запудрить человеку мозги.

— Без глупостей, Ленни, пожалуйста, — попросила Лиза, когда он собрался уходить. — Чуть меньше года назад ты сидел в тюрьме, а сегодня рисковал вернуться туда снова. Или умереть. Мне это не нравится, и ты знаешь, какой я могу быть, когда мне что-то не нравится, не так ли?

Лен её обнял и мысленно поклялся себе и ей, что больше такого не повторится.

... Его лестничная клетка провоняла горелым мясом, и этого должно было хватить, чтобы он развернулся на сто восемьдесят градусов и вернулся к Лизе — но он зачем-то всё равно поднялся и молча уставился на дрожащий потный комок, свернувшийся под дверью бывшей до этого момента тайной квартиры.

— Привет, Ленни, — сказал комок сиплым то ли от криков, то ли от дыма голосом. — У тебя есть что-нибудь выпить?

***

Запах оказался самой дерьмовой частью — как будто каждая клеточка мозга Лена вдруг решила напомнить, что люди не должны так пахнуть и это неправильно. Лен, впрочем, прекрасно умел отключать мозг, когда это требовалось, и исключительно поэтому Мик через пару минут уже сидел у него на диване, раскачиваясь и баюкая замотанную в сбившиеся запачканные бинты руку. Лен совершенно точно знал, что Лиза его убьёт, если об этом узнает, и это было даже страшнее, чем попасться полиции, и всё равно отчаянно потрошил аптечку, пытаясь вспомнить школьные уроки ОБЖ и правила обращения с ожогами.

— Тебе нужно к врачу, — сказал он Мику полчаса спустя, пытаясь победить тошноту. Бинты успели прилипнуть, их пришлось срезать, и судя по тому, что в ране виднелись куски оплавившейся ткани, в скорой то же самое делали с рубашкой. Лен гордился тем, что много повидал в этой жизни, ему доводилось ломать людям кости и стрелять в голову, а потом подтирать с пола кусочки мозга, но этот ожог по праву занял место самой мерзкой и страшной вещи, которую он видел. Ему было боязно даже смотреть на него, не то что трогать, а Мик только знай себе глотал из горла виски и криво ухмылялся — мол, подумаешь, чуток обжёгся, с кем не бывало, ты там подчисть, а, приятель?

— Никаких врачей, — коротко ответил Мик. — Я от них и так еле сбежал. Пытались накачать наркозом, тьфу. И без больниц обойдёмся, обычное бытовое ранение... — он вдруг мелко затрясся и посмотрел на Лена почти умоляюще: — Слушай, у тебя нет камина или чего-то вроде? Так холодно...

— У тебя температура, конечно, тебе холодно, — буркнул Лен. Мик шмыгнул носом и сник, и Лен, сдавшись, выкрутил на полную мощность обогреватель в комнате. Мик благодарно кивнул, но по лицу прекрасно было видно, что это совсем не то, чего он хочет.

— Какого хрена это было? — спросил Лен, когда сделал с раной всё, что мог, и наложил новый слой бинтов. — Мик, ты к чёрту сорвал всё дело, поставил под угрозу нашу свободу и наши жизни, и... ты просто выглядел полным психом!

— Знаю, — Мик ещё ниже опустил голову. — Слушай, ну, дерьмо случается. В итоге ведь никто не пострадал?

— У тебя ожог третьей степени, мы остались без вознаграждения, и у нас на хвосте полиция, — прошипел Лен. — Это, по-твоему, «никто не пострадал»?

Мик замолчал. Лену тоже больше нечего было сказать, так что он отвернулся и стал собирать раскиданные по полу бинты и таблетки. Напряжение с каждой секундой становилось всё ощутимее, и какой-то части Лена было интересно, кто сломается первым. Все остальные его части хотели разбить Мику лицо в кровь и мясо, и ещё поцеловать в плечо и сказать, что всё пройдёт, но он держался молодцом и не поддавался ни тем, ни другим порывам.

— Ленни, — позвал Мик, когда пауза затянулась совсем неприлично. — Со мной такое редко, правда.

— Я рад, — коротко ответил Лен. Мик схватил его за руку, потянул и развернул к себе, трогательно заглянул в лицо снизу вверх, и Лен уставился в точку за его левым ухом, потому что страшно было поймать взгляд и увидеть в нём те же отблески пламени, что и на заводе.

— Ленни, — повторил Мик, на этот раз совсем растерянно.

— Утром тебя тут не будет, — ответил на это Лен, спокойным, ровным тоном, которого совсем от себя не ждал. — Ты не будешь связываться со мной ни под каким предлогом, и мы больше не будем сотрудничать. С этим покончено. С нами покончено. Надеюсь, мы друг друга поняли.

Мик помолчал, сглотнул и отпустил его руку, вместо этого неловко обхватив себя за плечи — точнее, за менее пострадавшее плечо с одной стороны и за шею с другой. Как будто ему вдруг стало ещё холоднее в прогретом до температуры хорошей духовки помещении.

***

Лену — он теперь называл себя Капитан Холод, это было стильно и звучно, и делало хорошие заголовки в газетах, — было без двух недель двадцать семь, когда он увидел Мика снова. Тот теперь снимал вместо квартиры номер в отеле на окраине Кейстоуна — задраил в нём все окна и двери, натопил так, чтобы стало тепло и душно, отключил свет, и Лен чувствовал себя одновременно ужасно неуютно и до странности привычно в этих условиях; даже серный запах от спичек щекотал ноздри чем-то безумно родным, о чём он и думать забыл, когда их с Миком пути разошлись.

— Твоя девушка вроде бы была брюнеткой, — сказал он невпопад, ломая неловкую паузу. Ему и правда открыла — и тут же упорхнула по каким-то делам, оставив «мальчиков» общаться, — рыженькая девчонка в джинсовых шортах и майке, совсем не похожая на ту, с которой он видел Мика в прошлый раз. Когда это было-то? Восемь месяцев назад? Десять? Или целый год? Дни — пресные, скучные, — тянулись безликой чередой, ему теперь сложно было вот так сказать, сколько их прошло до того, как красная вспышка взорвала эту серость своим появлением.

— То была другая, — ответил Мик и чиркнул ещё одной спичкой. У него изменился голос, стал ниже и грубее, да и повадки теперь были немного другие — он даже сидел иначе, не так расслабленно, как будто ждал боли от каждого движения и бесконечно удивлялся, что она не приходит; света было слишком мало, чтобы Лен мог его как следует разглядеть, но он догадывался, что и выражение на лице будет не тем, которое он запомнил. Тот ли это вообще Мик, с которым он когда-то делил койку в тюрьме? Может, огонь всё-таки сделал из него другого человека? — За квартирой Мэри всё ещё следит полиция — надеются, что я засвечусь. Но я не такой идиот, а девушек, согласных составить мне компанию, в городе немало.

«Почему ж ты тогда со своими ожогами завалился ко мне, а не к какой-нибудь подружке», — хотел едко спросить Лен.

— Везёт же тебе, — сказал он вместо этого ровным, спокойным тоном, не вкладывая в слова ни любопытства, ни насмешки, словно говорил о погоде с надоедливым попутчиком в поезде. Чёрт, он был даже благодарен за то, что в комнате было так темно — так Мик не мог увидеть, что его пальцы отбивают на пушке лёгкую дробь, и ладно бы если он готовился выхватить её в любой момент, так нет же, это было исключительно нервное движение. — И в чём секрет?

— В том, что моя техника ухаживания чуть выше уровнем, чем твоё «эй, крошка, не хочешь прогуляться до ближайшей подворотни», — ответил Мик, и на мгновение Лен увидел в свете пламени его ухмылку, очень знакомую, такую миковскую, что он потерялся и забыл, чем хотел отшутиться — а ещё секунду спустя улыбка погасла вместе с огоньком, и момент ушёл. — Ты сказал не звонить, а потом заявился ко мне на порог, Снарт. Чего ты хочешь?

Лен проглотил это «Снарт», совсем не похожее на привычное растянутое «Ленни», и начал излагать дело — сухо, коротко, но так, чтобы Мик понял, как выгодно будет ему сотрудничество. Я даю тебе ещё один шанс, говорил Лен словами и подтекстами; всё ещё может быть хорошо, добавлял он интонациями и позой; пожалуйста, давай попробуем снова, повторял он мысленно, и вот это последнее Мику никак нельзя было увидеть, потому что опять получится чёрте-что вместо плодотворного сотрудничества, а они на этот раз не могли рисковать — не с полоумным суперскоростным парнем в трико у них на хвосте.

— Тебе просто нужно правильное направление. Я дам тебе это, — сказал Лен так уверенно, что никто бы не смог усомниться в том, что он способен направить кого угодно куда угодно. — Всё ещё любишь играть с огнём?

Вот он, его лучший козырь. Крышка чемоданчика открылась с лёгким щелчком, и пушка — начищенная, заряженная, готовая к бою в любой момент, — предстала во всей красе. Мик склонился над ней с горящей спичкой, то ли изучая устройство, то ли любуясь отблесками пламени на металле. Лен мог его понять; когда он сам увидел этих двух малышек, ледяную и огненную, впервые, он в тот же момент решил, что без них не уйдёт. Кто бы устоял перед такой опасной красотой?

— Тебе понравится, — заверил он, хотя в этом явно уже не было нужды.

Мик осмотрел пушку, бережно взял в руки, и у Лена гулко загрохотало в ушах от напряжения и неопределённости — а потом Мик потянулся к нему всем телом и провёл дулом пушки от груди до живота, и Лен в этот момент совсем не думал о том, что если у него дрогнет палец на курке, то свитер вспыхнет. Или думал. Немножко. В любом случае, у него пересохло во рту, и пришлось изо всех сил сдерживать дрожь, чтобы Мик убедился: он невозмутим, и его штучки тут никого не трогают. Исключительно рабочие отношения, он сам так сказал и будет на этом стоять до последнего. Ему просто нужен достойный партнёр, чтобы избавиться от бегуна в красном. Ничего личного.

— Так ты со мной или нет? — Лен смотрел на Мика, Мик смотрел на пушку у себя в руке и улыбался — а потом поднял голову, поймал взгляд Лена, и негромко рассмеялся. Лен даже не улыбнулся в ответ, в глубине души совсем не уверенный, что развеселило Мика: то ли пушка ему так приглянулась, то ли его самого он видел насквозь, и попытка держать лицо провалилась с треском.

— Да, дружище. Я с тобой.

***

— Назови хоть одну причину не убить тебя прямо сейчас, — прошипел Лен, и, о, он был ужасающе серьёзен в этот момент. Мало что он ненавидел так же сильно, как события, идущие не по плану. Нет, на этот раз Лен смог вытащить его раньше, чем всё зашло слишком далеко. Они даже добились своей цели — формально: напугали горожан, показали полиции, кто тут главный, прихватили дорогую картину, и даже то, что Флэш так и не появился, было не их виной. Можно было расценить операцию как успешную. Вот только это всё меркло на фоне того, как Мик яростно поливал огнём толпу и хохотал, словно ещё чуть-чуть и он отрастит рожки и хвост и провалится прямиком в ад.

Вообще-то, если подумать, возможно, давать пироману пушку, изрыгающую потоки огня, было не лучшей идеей.

— Сложно будет найти кого-то ещё, кто будет выслушивать твои речи о победе, — ответил Мик. Обычно люди имели совесть хотя бы начать нервничать, когда Лен наставлял на них пушку и угрожал. Мик ехидничал, о, и он слишком хорошо его знал, так что в лицо Лену тоже смотрело дуло, хотя Лен мог поклясться, что подошёл совершенно бесшумно. Они целились друг в друга с расстояния вытянутой руки, и если бы Лен любил пафосные сравнения — а он их не любил, чтобы Мик не говорил про его монологи, — он сказал бы, что то единое слитное движение, которым они выхватили оружие, напоминало начало танца.

От этого не должна была пробегать по телу волна мурашек. Лен стиснул зубы и не знал, на что надеяться — что Мик не заметит, как его потряхивает от гуляющего по венам колкого электричества, или что Мик чувствует то же самое и выдаст себя первым. Рабочие, мать их, отношения.

Его понесло, конечно — высказать наболевшее, и он очень старался звучать, как серьёзный лидер, и не показать, как его пугает то, куда Мика уносит, когда вокруг него огонь; Мику тоже нашлось, что сказать, и Лен бы не постеснялся выстрелить в голову кому угодно, кто так нахально ему перечил и требовал деталей плана, но это был Мик, и потому в какой-то момент он просто опустил пушку и поставил точку: бери картину, катись отсюда к чёрту, не работай со мной, раз я тебя не устраиваю, ну, чего стоишь?

Несколько секунд не было слышно ничего, кроме грохочущего в его ушах сердца, а потом Мик посмотрел ему в глаза, и Лен не знал, что он там увидел, но Мик пальнул в картину, и у Лена самую малость подогнулись колени от облегчения.

— Мотивационненько, — буркнул Мик уже не зло и не едко, только немного ершисто. Они оба дышали сейчас так, как будто только что подрались. Лену хотелось закурить и выпить.

Картину нужно было потушить, но Мик смотрел так умоляюще, что Лен решил махнуть на это рукой. Ну не спалит всю базу один пылающий образчик современного искусства, а Мик так радовался — сел перед ней на пол, скрестив ноги, и смотрел, как ребёнок на рождественскую ёлку, поглаживая лежащую на коленях пушку, словно это был спящий щенок или котёнок. Левой рукой, теперь Лен это заметил, и вспомнил, что во время их маленькой ссоры тот тоже держал пушку левой рукой, просто в тот момент ему было недосуг заострять на этом внимание.

— Ты же вроде был правшой, — сказал он и чуть не оглох от звука собственного голоса: сколько они провели так, в тишине, нарушаемой только потрескиванием огня?

— Многое изменилось с тех пор, как мы работали вместе, — Мик не обернулся, только пожал плечами. Он казался удивительно расслабленным, таким, каким не был все эти дни, пока они строили планы и изучали пушки, как будто то, как они покричали и помахали оружием, сломало, как бы избито это не звучало, стену между ними. — Правая рука обгорела сильнее, я полгода обходился одной левой. Привык.

Лен отложил свою пушку и подошёл ближе. Догорающая картина пахла чем-то неприятно химическим, но Мика это явно не волновало, он сидел слишком близко, едва не утыкаясь в пламя лицом; тепло позволило ему спустить подтяжки и стянуть рубашку, и теперь в оранжевом свете хорошо были видны бугристые шрамы ожогов. Лен провёл по одному такому кончиками пальцев — от шеи по плечам и вниз, к лопатке. Мик поёжился и фыркнул.

— Они болят? — спросил Лен, инстинктивным жестом облизывая пересохшие губы.

— Не-а, — лениво отозвался Мик. — Там болеть нечему, выгорели почти все нервы. Меня подлатал один знакомый врач, но чтобы исправить такое, нужно сдаваться в больничку...

— И это явно был не вариант, — понятливо кивнул Лен. Прошёлся пальцами по рваной границе между выпуклыми ожогами и нормальной мягкой кожей, и Мик снова вздрогнул, выдохнул и отстранился.

— А вот тут кожа стала чувствительнее, — пояснил он. Лен сжал пальцы в кулаки, потом переплёл их замочком, пытаясь сдержать неожиданную дрожь. Подушечки покалывало от желания — необходимости — дотронуться ещё раз. — Что-то там про натяжение, всё такое.

От картины остался только тлеющий скелет основы. Мик вздохнул и снова надел рубашку, и Лен успел отвернуться как раз вовремя, чтобы его не поймали за разглядыванием чужой искалеченной спины. Его пушке тоже нужен был небольшой ремонт, так что он занял место Мика у стола с инструментами и разогрел паяльник. Мик прошёлся по базе, разминая ноги, помолчал и тоже вернулся к столу, присел на угол, вытянув перед собой ноги, и насмешливо посмотрел на Лена.

— Ты тоже изменился, — легко продолжил он. Лен не показал виду, но прислушался с некоторым любопытством. — Взять вот хоть твоего Флэша.

— Я же только что объяснил, — Лен закатил глаза. Мик на это только ухмыльнулся шире.

— Да, да, это будет наш город, с нами никто не сравнится. Я слышал. И всё-таки. Раньше ты так приставал только к симпатичным девчонкам.

— Очень смешно, — Лен презрительно фыркнул и склонился над столом ещё ниже, демонстрируя невероятный интерес к полуразобранной пушке.

— А что, скажешь, я не прав? — Мик определённо над ним издевался, и ему стоило бы набить за такое морду, вот только Лен чертовски отвык от того, чтобы с кем-то переругиваться во время работы и все силы сейчас уходили на то, чтобы не ухмыльнуться по-дурацки.

— Не прав, — всё-таки брякнул он, и Мик хмыкнул, мол, а ну-ка, докажи. — Я приставал к тебе.

— Ох, — сказал Мик. Лен напрягся, вот теперь на всякий случай готовясь драться, но Мик только повторил своё «ох», а потом фыркнул и похлопал его по плечу. — Ну, это совсем другой случай. Я-то неотразим.

— Я ткну тебя паяльником, — пообещал Лен.

— С чего ты взял, что мне это не понравится? — ехидно спросил Мик, но смыться всё-таки успел раньше, чем Лен привёл угрозу в действие.

***

Мика, похоже, совсем сорвало с катушек. Он орал, как чокнутый, бросался на полицейских, на пути к фургону с решётками умудрился даже растолкать своих конвоиров и бросился — к свободе? Ха, да если бы, так нет же, побежал, как последний идиот, обратно к перекрестку, где они караулили Флэша. Упал на колени перед горящей машиной... В него даже стрелять не стали, так и повязали снова, без сопротивления.

— А твой приятель — горячая голова, — весело сказал офицер Уэст. Лен изобразил улыбку уголками губ.

— Забавно, — если Уэст думал, что он первый додумался так пошутить, он сильно заблуждался.

К тому моменту, как их заперли, Мик не то что бы успокоился — скорее, просто выдохся, потому что попробуй-ка, поори полчаса без перерыва, но копам хватило того, что он больше не истерит, как полный псих, и вызывать ему медиков с успокоительным они передумали. Теперь Мик сидел на своей койке, мерно раскачиваясь вперёд-назад, и Лен выдержал ещё ровно десять минут молчаливого бездействия, после чего пересел к нему из своего угла и неловко толкнул плечом. Мик слепо уставился на него — совершенно шальными глазами, которые состояли, кажется, из одних зрачков, — и потянулся навстречу, кажется, узнав знакомое лицо. Или просто почувствовав источник тепла под боком.

— Ты в порядке, приятель? — тихо спросил Лен, поглядывая поверх его головы на решётку. Два копа дежурили на выходе, но возле самой камеры никто не торчал, это давало хотя бы видимость приватности. Главное — чтобы обошлось без криков, а то ведь прибегут, и докажи потом, что никто никого не убивал.

— Пожалуйста, — невнятно пробормотал Мик, очень жалобным, тихим голосом, как ребёнок, выпрашивающий новую игрушку. — Я немножко. Огонёчки. Тёплые, тёплые огонёчки, я же не закончил, там, там можно ещё столько всего... Так красиво... можно, Ленни? Можно я пойду?

— Это не в моих силах, — так же тихо ответил Лен, и Мик затрясся, прижавшись лбом к его плечу; они оба были в наручниках, копы боялись, что они устроят побег, и Лену это даже льстило, но ещё это чертовски мешало обниматься — в итоге он смог кое-как накинуть руки Мику на шею и утешающе замычал ему в ухо что-то, похожее на колыбельную, и на этом его подвижность ограничилась.

Мик всхлипнул, завозился и полез скованными руками ему под парку.

— Мик, — сказал Лен тем же тоном, которым командовал до этого момента «Мик, брось спички», «Мик, не поджигай девушку» и «Мик, пристегнись». Такой тон работал когда-то с Лизой — когда та была совсем малая и нужно было следить, чтобы она не съела нечаянно бусину и не оцарапалась об проволоку во дворе. С Миком тоже работало. Иногда.

— Тёплый, — ответил Мик так, как будто это всё объясняло, а потом целеустремлённо потащил Лена к себе на колени. Мик был больше и тяжелее, но по силе они не особо различались, а дрался Лен, пожалуй, даже лучше, так что он мог бы его уделать и заставить отпустить, но он только снова в панике глянул за решётку — на них не смотрели, окей, главное — тишина. Тишина.

— Мик, не дури, — потребовал он ещё раз, пока Мик сражался с пряжкой на его брюках. Мик вместо ответа двинул бёдрами, на мгновение прижавшись к нему пахом, и Лен ошарашенно моргнул, переваривая новое ощущение.

Он, конечно, мог бы попытаться соврать и сказать, что его член не дёрнулся с интересом, почувствовав выпуклость у Мика в штанах, но Мик уже добрался до его боксёров, и у него в буквальном смысле были на руках все факты.

— Я думал, ты не по мальчикам, — выдохнул Лен. Потом пришлось крепко стиснуть зубы, потому что дрожащие пальцы Мика принялись его поглаживать по всей длине, и даже если огромная парка с лёгкостью прикрывала то, где находились руки Мика, одного взгляда в камеру хватило бы, чтобы догадаться, что неспроста один заключённый устроился на коленях у другого. Чёрт. Ладно, раз уж они всё равно балансируют на грани, то гори всё синим пламенем — Лен прижался к шее Мика сначала носом, потом губами, прошёлся языком по коже, чувствуя довольно мерзкую на вкус смесь пота и копоти, и вцепился в нежное местечко зубами.

— Я не по мальчикам, — Мик заурчал совершенно по-кошачьи и двинул бёдрами ещё раз. Лен проглотил короткий стон, шумно выдохнул, извиваясь в инстинктивной попытке повторить то движение и получить ещё немножко восхитительного давления. Мик его понял, послушно двинулся ещё раз, и Лен напрочь забыл, чем был возмущён минуту назад, если ему сейчас делали так удивительно хорошо. — Огонёчки такие красивые. Мне было тепло.

— Ты больной, — пробормотал Лен, покачивая бёдрами в одном с ним ритме, вроде бы совсем легонько, а звёздочки в глазах всё равно плясали, и Мик даже с гадким привкусом гари казался вкусным, и даже пахло от него в этот момент так до одури приятно, что Лену хотелось его сожрать или хотя бы вылизать. Рабочие отношения — да пошли они нахрен. Пошло нахрен абсолютно всё.

— Это тоже — тоже почти тепло, — Мик слабо попытался объясниться, а потом закрыл глаза и разинул рот, сжимая пальцы как в судороге, и Лен не выдержал и прижался к нему, накрыл губы своими, царапнул нижнюю зубами и так и кончил, тихо и беззвучно.

Ещё пару минут они молчали — Мик смотрел в пустоту перед собой и шумно дышал, Лен пытался поправить на себе одежду и прикрыть паркой пятна на брюках. Потом он тоже затих, устроившись рядом с Миком, и положил голову ему на плечо — всё тело ломило после драки с красненьким, и что-то мягкое, на что можно опереться, сейчас казалось важнее, чем защита репутации сурового плохого парня.

— Не хочу в тюрьму, — сказал вдруг Мик очень чистым, адекватным голосом, как будто не он всего несколько минут назад мог служить наглядным пособием для студентов-психиатров. — Там холодно всё время, и мне снятся кошмары, как будто меня снова заперли в холодильнике и я не могу докричаться.

— Ты не попадёшь в тюрьму, — ответил Лен сонно. Удовольствие от оргазма тихо схлынуло, оставив после себя приятную тяжёлую усталость. — Веришь мне, Мик?

Мик помолчал, потом неловко шевельнул плечом. Лен не был уверен, о чём тот сейчас думает — сам он вдруг очень хорошо вспомнил больной взгляд Мика в тот момент, когда он велел ему выметаться, и в животе скрутилось что-то до тошноты неприятное.

— А если всё-таки попаду, будешь носить передачки? — это была не слишком удачная шутка, и голос у Мика дрогнул так, как будто он правда боялся и хотел услышать ответ, и Лен вздохнул и потёрся щекой об его плечо, а потом похлопал по колену.

— Буду сидеть с тобой в одной камере и греть по ночам, — преувеличенно весело заверил он. — Как тебе план?

— Прямо как в старые добрые времена, — Мик коротко рассмеялся, потом вдруг повернулся и посмотрел Лену в глаза, и ухмыльнулся так широко и довольно, что Лен не мог не ответить тем же. — А всё-таки круто мы его, а, Ленни?

— Ха, — Лен невыносимо, просто возмутительно просиял. — Мик, поверь, это было только начало.

Всё это — ещё только начало.